Валентин Пикуль - Фаворит

Екатерина вернулась в кабинет — к Безбородко:

— Очень тяжелый багаж тащит Россия на своей шее.

— Вы расстроены? Что-нибудь узнали?

— Ничего нового. Но следует перехватить на границе всех курьеров, бдительно следить за делами в Варшаве, тщательно перлюстрировать всю берлинскую почту…

Безбородко потратил ночь на расшифровку темных выражений в письмах цесаревича Павла к принцу Фридриху-Вильгельму.

— Мне стало ясно: maitre Grtcn — это ваш сын, под словом «Палац» скрывается вопрос о захвате Данцига пруссаками. Тут очень много масонских выражений, и не все мне понятно.

— Моего сына так и тянет в ложи герцога Зюдерманландского… Это проклятое масонство есть сущая язва рода человеческого!

Безбородко доложил: из Калуги перехвачена секретная переписка бывшего хана Шагин-Гирея, который сносился с турками в Анапе и ногайскими мурзами в Тамани.

— А зачем нам иметь при себе лишнюю хворобу? — вдруг сказала Екатерина. — Если его поганой светлости прискучило жить на моем иждивении, так пускай переберется на хлеба Турции…

Безбородко между делом сообщил ей, что князь Потемкин все-таки покупает украинские поместья князей Любомирских.

— Странные дела! — удивилась Екатерина. — Я, императрица, не могу достать двух миллионов. А мой верноподданный вынимает их из кармана… Может, и правы люди? Я привезу Иосифа в Тавриду, и мы оба, как два последних дурака, будем рассматривать из окошек кареты безжизненную пустыню. Возможно ли такое?

Решительно она миновала комнаты канцелярии, вернулась в своих покои, давно желая поговорить с фаворитом Ермоловым.

— Видит Бог, — сказала она, — как мирно и спокойно продлевалось наше содружество. Но вы должны понять меня! Я женщина не первой свежести, а вы еще молоды и преисполнены сил. Я очень устала. Давайте мирно и тихо расстанемся, чтоб остаться добрыми друзьями. Чтобы вам не было без меня скучно, я предлагаю вам деньги для увлекательного путешествия по Европе.

Александр Петрович Ермолов не стал цепляться за ее подол, откланялся и уехал, оставшись в летописи русского фаворитизма человеком умным, скромным и стыдливым. Екатерина, опираясь на трость, навестила залы дворца, где французский танцор Пик обучал вальсированию ее внуков, Александра и Константина. После урока танцев императрица пригласила танцора к себе.

— Не хотите ли выпить чашечку кофе? — спросила она…

Потемкин предупредил Булгакова об удалении Шагин-Гирея. «Человек бездарный и смешной, — писал он, — имеющий претензию быть подражателем Петра Великого, на которого похож едино только разве жестокостью…» Булгаков встретил хана на пристани Константинополя и сказал, что из всех Гиреев он мог бы иметь самую громкую славу, но поступил крайне опрометчиво, вернувшись в лоно Турецкой империи… Ответ был таков:

— Я потомок Чингисхана, и мне ли кого бояться?..

Визирь Юсуф-Коджа доложил султану Абдул-Гамиду:

— Недостойный отпрыск Гиреев бесстыдно прибыл в Порту, хранимую Аллахом… Что делать с этим отщепенцем?

— Отправьте его пока на остров Родос…

На лице султана блуждала коварная улыбка, когда он медленно стянул с мизинца перстень, в оправе которого сверкал бриллиант. Вызвав к себе придворного ювелира, Абдул-Гамид вручил ему перстень, указав ногтем на бриллиант:

— Обрати его в мельчайшую пыль…

Шагин-Гирей, приплыв на Родос, поселился в домике на окраине греческого Неохори; местность была удивительно живописна, дозревали маслины, с лодок ныряли в море ловцы, доставая со дна знаменитые родосские губки для продажи их европейцам. Неподалеку была дача французского консула, которого Шагин-Гирей любил навещать, чтобы угоститься вином.

— Гази-Хасан, здешний комендант — предупредил его консул, — спрашивал вчера у наиба, как будут казнить вашу светлость: по фирману султана или безо всякого оповещения?

Шагин-Гирей впервые заподозрил неладное, но Гази-Хасан учтиво звал хана в гости и угощал очень дружелюбно:

— Чего бояться тебе, потомку великого Чингисхана?

Шаги-Гирей давно уже не пил такого вкусного кофе, каким его угощали. Утром начались рези в желудке. Они становились невыносимы. Хан катался по коврам, грыз их зубами:

— Я знаю, отчего так вкусен был кофе!..

Он посинел от боли и на пятый день умер в страданиях. К нему вошел Гази-Хасан с ятаганом, ловко отделил голову от туловища. Эту голову положили в мешок, на корабле доставили его к Порогу Счастья. Перед дворцом султана голова Шагин-Гирея покоилась на богатом золотом блюде, бороду хана расчесали и умастили аравийскими благовониями. А чиновник султана с указкой в руке привлекал к себе любопытных громким криком:

— Идите сюда! Вы еще не видели головы хана, носившего соболиный халат с плеч нашего падишаха, доверия которого он не оправдал… Смотрите, правоверные, какие у него бесстыжие глаза! Этими глазами он озирал и русскую кралицу…

Самая дорогая и самая утонченная казнь на Востоке — чашечка кофе с бриллиантовой пылью…

В два часа ночи сами по себе остановились бронзовые часы в Сан-Суси — умер король… Курьеры оповестили об этом столицы Европы, а Кауницу деликатно сказали, что здоровье нового прусского короля Фридриха-Вильгельма II превосходное: он уже закупил две бочки марсалы, завел себе еще четырех любовниц.

— А как же здоровье короля Фридриха Великого?

Ответ нашли обтекаемый, избежав слова «смерть»:

— Фридрих Великий уже не играет на своей флейте…

Потемкин выслушал доклад о порядках в новых имениях.

— При князьях Любомирских, — говорил Попов, — украинских крестьян злодейски умучивали. Женщин подвешивали к потолку за волосы, бритвой подрезали по волоску до тех пор, пока волосы держали несчастную, и наконец она срывалась, оставляя у потолка лоскут кожи с остатками волос…

— Довольно! — крикнул Потемкин. — Садись и пиши: «Все находящиеся в купленном мною у князя Любомирского польском имении виселицы предписываю тотчас же спилить, не оставляя и знаку оных…» Добавь от меня сам, чтобы впредь люди страхов не имели, а кому из хохлов желательно, пущай ко мне едут… Пока уже нам украинцев к флотскому служению привлекать!

Он приехал в Петербург, когда русский Кабинет находился в состоянии душевной прострации. Спросил у Безбородко:

— Что у вас тут? Будто все с ума посходили?

— Старый Фриц Богу душу отдал.

— Так еще немало разных Фрицев будет…

Безбородко объяснил перемены. Новый король Фридрих Вильгельм II ограничен умом, но преисполнен самого пошлого чванства, а наследство ему досталось большое и грозное:

— Армия, финансы… Если дядя его на рожон не лез, то Фридрих-Вильгельм не таков. Мы тут крепко ныне удручены: как бы не возникло альянса его с турками, а то и с поляками.