Валентин Пикуль - Фаворит

— И сейчас она собирается ехать в Курляндию, чтобы от Бирона сразу же повернуть в Варшаву. Мне это секретное известие обошлось в триста пиастров, но я не жалею о потере ничтожных денег, зато счастлив донести правду о подлости русского Кабинета.

Мустафа III отсчитал ему только сто пиастров.

— Я по себе знаю, — сказал султан, — что если женщине чего-либо захочется, то помешать невозможно. Она успокоится лишь в том случае, если ее зашьют в мешок и бросят в воды Босфора. Но я уверен, что, пока мешок не коснется далекого дна, женщина еще волнуется — как ей утолить свои вожделения!

При этих мудрейших словах сам великий визирь, сам главный астролог, хранитель шубы султана, сторож султанского соловья и даже кормитель его попугая — все они дружно задвигали бородами, выражая осуждение слабой женской натуры. Рагиб-паша сказал султану, что французский посол маркиз Вержен умоляет допустить его до света очей, пронзающих весь небосвод мира.

— Пусть придет этот франк, — милостиво разрешил Мустафа III (послов других стран в Турции называли «собаками»).

Представитель Версаля на одном дыхании сообщил:

— Увы, мы не имеем границ с Россией, чтобы сразу же наказать ее оружием. Но такие границы имеете вы… Русский посол Обресков достоин того, чтобы закончить жизнь в Бастилии (у нас) или в башне Эди-Куля (у вас). — Вержен закрыл глаза и выкрикнул: Мне страшно сказать, что задумали в Петербурге: обручившись, Екатерина с Понятовским объединят Польшу с русскими пространствами, в которых человек теряется, как комар в лесу…

Если бы маркиз на этом остановился, все было бы хорошо. Но беднягу понесло дальше — прямо в пропасть невежества:

— Это значит, что империя османлисов… погибнет!

Вот тогда Мустафе III стало смешно:

— К чему ты трагически заломил руки, которым не хватает лишь ножа Мельпомены, чтобы зарезаться перед любопытной публикой? Я лишаю тебя своего просвещенного внимания, и впредь можешь вести переговоры с моим…

Великий визирь Рагиб-паша уже выступил вперед.

— Нет, — осадил его султан, — ты уже старый человек, а потому отдохни. Маркиз будет говорить с моим реис-эфенди [10] Турецкие чины несходны в рангах с европейскими. Но если визиря можно сравнить с канцлером, то реис-эфенди соответствует примерно положению министра иностранных дел. .

Мустафа III войны с Россией не хотел, и реис-эфенди принял посла Франции, не вставая с подушек и гладя кошку.

— Ты хочешь сесть? — спросил он со смехом. — Но, прости, здесь тебе не Европа, и я не держу стульев в доме…

Вержен сказал, что сыновья Августа III, хотя они и немцы, вполне могут сойти за поляков. Реис-эфенди прямо в маркиза швырнул свою царапучую кошку.

— Мы на Востоке, — вежливо произнес он, — конечно, не знаем того, что знаете вы на Западе. Но все-таки мы способны догадаться, что собака, сколь ее ни перекрашивай, не может заменить льва… Блистательную Порту, — договорил он, — беспокоит сейчас другое… совсем другое… совсем…

Пауза. Маркиз Вержен насторожился.

— Слушай, а зачем ты насторожился?

— Чтобы лучше слышать о причинах вашего беспокойства.

Реис-эфенди поправил туфлю, спадавшую с ноги:

— А разве у нас имеются причины для беспокойства?..

Беседа закончилась. Рейс сказал драгоману:

— Пусть и дальше в Польше царит смута, нам это сейчас даже выгодно! Так мы вернее сможем отрезать от Речи Посполитой самый сладкий ее краешек — Подолию… Пришло время звать Обрескова!

Драгоман Маврокордато с трудом поймал кошку.

— Убери ее. И открой клетку с барсами…

Драгомана он тоже выслал. Обресков знал турецкий язык, а реис-эфенди достаточно владел немецким и русским.

Алексей Михайлович Обресков — дипломат опытный, патриот пылкий, политик тонкий. На посту русского посла столь в Турции зажился, что шестерых визирей похоронил. Жена тоже здесь умерла. Сейчас на посольской даче в Буюк-Дере живет стройная гречанка из семьи местных фанариотов. Она ему недавно родила сына.

— Брысь, окаянные! — цыкнул он на барсов, желавших обнюхать его штаны, и тут же приятельски разругал рейса. — Ахмет, водку ты со мною пьешь потихоньку от своего визиря, а все никак поумнеть не можешь… Перестань пугать меня! Зачем я тебе сегодня?

— Ты сейчас удивишься, Алеко. Мы согласны на Понятовского. Но, скажи, зачем вашей царице выходить за него замуж?

— Екатерина, — ответил Обресков, — не может стать женой Понятовского по той причине, что Понятовский… женится.

— На ком же? Назови его невест.

Обрескову вспомнились варшавские чаровницы:

— Оссолинская, Грабовская, Ланскоронская…

Один из барсов, зайдя сзади, потянул россиянина зубами за ногу. Обресков ласково потрепал хищника за холку.

— Ладно, — сказал реис-эфенди. — Мы сами заинтересованы в том, чтобы с Польшею все обошлось. Мой султан совсем не хочет войны с вами. Поверь, это так! Я говорю тебе правду…

Обресков ответил, что султан не хочет — верно, но в Крыму точит сабли Крым-Гирей, а начни татары войну — начнут и турки. Реис-эфенди, как озорной мальчишка, вдруг покатился спиной на подушки, задрав ноги, с которых слетели туфли без задников — туфли вмиг были разорваны зубами барсов.

— Ты, Алеко, еще ничего не знаешь… Ха-ха-ха!

Обресков смутился — что он должен бы знать?

— Крым-Гирей поехал на дачу в Молдавию.

— Удивил! Так он и каждый год туда ездит.

— Но в этом году в Бахчисарай не вернется…

Барсов, злобно огрызавшихся, погнали в клетку. Перестав хохотать, реис-эфенди достал из-под себя смятую бумагу:

— Возьми, Алеко, на добрую память, — сказал с юмором.

Это был протест турецкого Дивана к России, в котором излагалась озабоченность султана по поводу того, что возникшие слухи о скором браке Понятовского с Екатериной могут привести к слиянию Польши с Россией, а Блистательная Порта не потерпит создания под своим боком столь мощного государственного образования.

Алексей Михайлович спокойно свернул ноту:

— Прошу тебя, Ахмет, заверить Высокий Порог в том, что волеизъявление вашего султана будет самым срочным образом доведено до сведения моего правительства… Кстати, мне тут из Варшавы старки прислали — заходи как-нибудь вечерком!

На посольском бриге быстро ставили паруса.

Через двадцать один день все новости достигнут Петербурга.

Прекрасны вы, долы молдавские! В зелени виноградников совсем затерялась деревня Каушяны — летняя резиденция Крым-Гирея. Кони грудью раздвигали высокую траву… Барон Франсуа де Тотт, посол короля Людовика XV при ставке крымского хана, спросил:

— Где вы получили образование, хан?

Крым-Гирей проследил за полетом ястреба в небе:

— Не образование — лишь воспитание! Всех Гиреев еще мальчиками отвозят на Кавказ, где в аулах черкесов племени беслень мы джигитуем с оружием и воруем у соседних племен все, что попадается на глаза. Много украдешь — отбирают, мало украдешь — бьют. Потом я с матерью скрывался в Салониках, бывал в Алжире…