Том Холланд - Рубикон. Триумф и трагедия Римской республики

Некоторая часть чудовищной энергии Цезаря как будто бы передалась всем его солдатам. Казалось, подобно духам усопших, они подкрепляют свои силы кровью врагов. Старый соперник Цезаря Марк Бибул, командовавший Адриатическим флотом Помпея, «спал на борту корабля даже в самый разгар зимы, напрягал до предела свои силы, отказываясь от всего, чтобы только скорее вступить в соприкосновение с врагом», [243] Цезарь, Гражданская война, 3.8. однако Цезарь сумел организовать блокаду, оставив разбитого Бибула умирать от лихорадки. Когда Помпеи в последовавшей войне «на измор», пытался взять противника голодом, легионеры Цезаря выкапывали коренья и пекли из них хлебы. Их они, в знак непокорности, перебрасывали за неприятельские частоколы. Неудивительно, что люди Помпея «приходили в ужас перед лицом свирепости и неприхотливости своих врагов, которые казались скорее дикими животными, чем людьми [244] Плутарх, Цезарь, 39. »; да и сам Помпеи, когда сторонники показали ему испеченный солдатами Цезаря хлеб, приказал им не распространяться об этом.

Однако наедине с собой Помпеи оставался уверенным в себе. Он знал, что ничьи солдаты, и даже солдаты Цезаря, не способны вечно питаться корнями. Ободряемый Катоном, продолжавшим оплакивать смерть каждого из сограждан, вне зависимости от того, на чьей стороне тот находился, он ожидал, что армия Цезаря развалится сама собой. Стратегия его как будто бы оправдалась в июле 48 года до Р.Х., когда Цезарь после острой неудачи на нейтральной территории между двумя армиями, вдруг оставил обжитую позицию на Адриатическом побережье и отошел на восток. Наступило мгновение, когда Помпеи — будь он действительно тем самым тираном из предчувствий Цицерона, — мог, не встречая сопротивления, переправиться в Италию, однако он предпочел избавить родную страну от ужасов вторжения. Вместо этого Помпеи также покинул свои береговые укрепления. Оставив в них лишь небольшой гарнизон под командованием Катона, он устремился на восток следом за Цезарем. Повторяя все маневры противника, Помпеи вышел из балканской глуши на просторы Северной Греции. Здесь, возле города Фарсалы, находилась идеальная для битвы равнина. Цезарь отчаянно стремился навязать решительное сражение своему противнику, и легионы его подошли к лагерю Помпея. Тот, однако, не пожелал брать наживку. Помпеи знал, что когда дело касалось важных факторов — денег, провианта, поддержки местных жителей, — время работало на него. Изо дня в день Цезарь предлагал сражение — изо дня в день Помпеи оставался в своем лагере.

Однако на его военном совете бушевали баталии. Находившиеся в обозе Помпея сенаторы требовали перейти к действиям и разделаться с Цезарем и его войском. Что случилось с генералиссимусом? Почему он избегает сражения? За порожденным долгими десятилетиями вражды и зависти ответом не нужно было далеко ходить: «Они жаловались на то, что Помпеи ведет себя слишком властно и извлекает удовольствие, обращаясь с бывшими консулами и преторами как с собственными рабами». [245] Цезарь, Гражданская война, 3.82. Так писал его не лишенный сочувствия соперник, имевший возможность отдавать своим подчиненным любые приказы, не выслушивая за это укоров. Но так было, потому что Цезарь, что бы он там ни изображал, сражался не за дело Республики. Другое дело — Помпеи. Титул защитника Республики значил для него все. И теперь коллеги великого человека, как всегда ревниво воспринимавшие избыточное на их взгляд, величие Помпея, потребовали, чтобы он продемонстрировал свою пригодность к руководству ими, подчинившись воле большинства, требовавшего раз и навсегда сокрушить Цезаря! Помпеи согласился — против собственной воли. Были разосланы приказы. Сражение назначили на следующий день. Помпеи Великий, поставив собственное будущее рядом с будущим Республики, рассчитывая на один единственный бросок, наконец доказал, что является настоящим гражданином.

Но в ту же самую ночь, пока сенаторы отдавали распоряжения относительно подготовки победных пиршеств, украшали лавровыми ветвями свои шатры, и ссорились, определяя, кто из них унаследует после Цезаря сан великого понтифика, Помпею приснился сон. Он увидел, что входит в свой великий театр на Марсовом поле, поднимается по ступеням к храму Венеры и там под приветствия и овации римского народа посвящает богине трофеи своих многочисленных побед. Этого было достаточно для того, чтобы он проснулся в холодном поту. Другого человека такое видение могло бы и приободрить, однако Помпеи помнил, что род Цезаря восходил к Венере, а потому имел полное право опасаться, что все его лавры и величие навсегда отойдут от него к сопернику.

Так и оказалось. На следующее утро, невзирая на двукратное численное превосходство, армия Помпея была разбита. Цезарь отдал приказ своим людям не бросать дротики, но действовать ими как копьями, стараясь попасть в лицо вражеских всадников: кавалерия Помпея состояла из людей благородных и потому не безразличных к собственной внешности. Цезарь, некогда являвшийся неподражаемым денди, нашел идеальную тактику. Кавалерия Помпея повернулась и обратилась в бегство. После этого солдаты Цезаря вырубили легко вооруженных пращников и лучников Помпея. Командовавший правым крылом Домиций был убит, когда фронт его легионов прогнулся. Люди Цезаря охватили армию Помпея с фланга и ударили в тыл. К полудню битва была закончена. В тот вечер Цезарь пировал в шатре Помпея, вкушая яства, приготовленные поваром своего соперника, с его же серебряной тарелки.

Однако когда сгустились сумерки и в глубине ночного августовского неба вспыхнули звезды, он поднялся и возвратился на поле брани. Вокруг него лежали груды тел мертвых римлян, стоны раненых раздавались над Фарсальской равниной. «Они сами этого хотели», [246] Светоний, Божественный Юлий, 30. — молвил Цезарь, со смесью горечи и скорби обозревая место побоища. Он ошибался. Никто не хотел смертоубийства. В этом-то и заключалась трагедия. И она не завершилась этим сражением. Цезарь одержал сокрушительную победу, однако агония Республики продолжалась еще долго. Рим и весь мир попали в руки завоевателя. Так, во всяком случае, казалось. Но что он будет делать с ними? И что мог он сделать? Что и как мог восстановить Цезарь после подобной катастрофы?

К оставшимся в живых сподвижникам Помпея он проявил свое прославленное милосердие. Из тех, кто принял его, никто не доставил Цезарю такой радости, как Марк Брут. После сражения Цезарь направил специальный отряд на поиски сына услады своего сердца, опасаясь за его жизнь. Но Брут был обретен целым и здоровым, и Цезарь пригласил его в круг своих ближайших советников. Решение это свидетельствовало не только о личной приязни, но и говорило о тонком расчете. Брут пользовался всеобщим уважением, и Цезарь надеялся, что привлечением его на свою сторону подтолкнет к примирению других, более упрямых соперников. И он не был разочарован. Цицерон, которого не было на Фарсальской равнине, поскольку он оставался с Катоном на Адриатическом побережье, среди прочих решил, что на этом войну можно считать оконченной. За это его едва не убили — лишь вмешательство Катона помешало возмущенным помпеянцам проткнуть оратора мечом. Сам Катон, безусловно, отказался даже думать о капитуляции. Погрузившись со своим отрядом на корабли, он отправился в Африку. Уже этот факт говорил о том, что война будет продолжаться. И в качестве свидетельства собственной непреклонности Катон объявил, что в знак скорби не только перестанет стричь волосы и бороду, но и никогда не возляжет за трапезой. Для римлянина это действительно было признаком воистину мрачной решимости.