Евгений Рогачёв - За пеленой тысячелетий

Малейшее движение отдавалось болью во всём теле. Скилур приподнялся на локте, осмотрелся вокруг. Везде, насколько хватало глаз, лежали тела павших. Скилур смог разглядеть, что большинство из этих воинов были скифами. От этого становилось больно и страшно.

Вдалеке он увидел воинов. Свои это или чужие - на таком расстоянии Скилур разглядеть не смог. Он опять лёг и закрыл глаза. Тело готово было провалиться в спасительную пустоту, чтобы не ощущать боль. Но сознанием человек понимал, что делать этого не стоит. Птицы, кружащие над полем, так и ждут того момента, чтобы человек потерял сознание. Тогда они облепят его со всех сторон и он уже не встанет.

Скилур перевернулся на живот и пополз. Туда, где как он думал, его ждёт спасение. Дважды он терял кратковременно сознание, но всё-таки дополз до края поля. Потом он кое-как встал и побрёл дальше.

Боги решили сегодня быть благосклонны к царскому вестовому. И послали ему скифского коня. Тот стоял над телом своего хозяина и косил большим глазом на подходившего Скилура. На земле, раскинув руки, лежал мёртвый скиф. Его настигла вражеская стрела тогда, когда он почти спасся от персидских мечей, а верный конь не покинул своего хозяина.

Скилур издал звук, которым он всегда приманивал диких коней и, не делая резких движений, стал подходить ближе. Конь всхрапнул, но не сдвинулся с места. Скилур подошёл, положил руку коню на холку, успокаивающе проговорил несколько слов. Тяжело, но всё-таки смог забраться в седло. Навалился на шею коня и потерял сознание.

Конь ещё немного постоял, перебирая копытами, потом сдвинулся с места и неспешно направился в родные кочевья.

В мирное время сыновья погребают отцов, а на войне отцы - сыновей.

В мирное время сыновья погребают отцов,

а на войне отцы - сыновей.

Геродот (V в. до н.э.)

Часть 4

Противостояние

Известие о том, что массагеты потерпели поражение от персов, взбудоражило всю степь. Никогда прежде, ещё с тех времен, когда скифы вытеснили с этих земель их исконных обитателей, киммерийцев ,не случалось столь сокрушительного поражения. И от кого? От тех, кого массагеты всегда привыкли считать своими данниками и за счёт которых существовали не одно десятилетие. Рабов, одежду, оружие – всё брали они в приграничных государствах, и не одно поколение отважных воинов ходило в набеги на эти земли. Плач и стон сопровождал их грабительские походы, и они привыкли держать все порубежные народы в страхе перед дикой конной лавой, всегда неожиданно накатывающейся из степных пределов. Так продолжалось год от года, и скифские племена уверовали в свою безнаказанность.

Но случилось невозможное. Гений персидского царя Кира, поднял эти народы из небытия, сплотил их своей волей вокруг одного, доселе не известного, горного племени. Образовав государство, равному которому ещё не знала мировая история он, в конце концов, бросился на своих исконных обидчиков. Степь, не ожидавшая такого отпора, в одночасье погрузилась в траур. Запылали брошенные кибитки, опустели исконные места кочевий, обезлюдила степь. Только проплешины от костровищ напоминали о том, что когда-то здесь вовсю кипела жизнь. Племена, полагаясь на быстроту своих коней, уходили с пути персидского войска подальше в степь.

Так поступало большинство, но не все. Находились племена, не желавшие склонять голову перед всемогущим царём, превыше всего ценя свободу и волю. Надеясь на свою удачу и на остроту своих копий, они встали на пути у вражеского войска. Но звезда царя Кира ещё ярко сияла на небосклоне, и боги были на его стороне, задобренные обильными жертвоприношениями и дарами. Нанёс он массагетам тяжкое поражение и теперь, в степи, в трёх днях пути от главного становища скифов, ждал изъявление покорности с их стороны.

Вольный степной ветер быстро разнёс слух о роковой для массагетов битве. Потянулись в становище Томирис, со всех сторон необъятной степи, послы от других племенных союзов. Все они, направленные своими царями и вождями, хотели выведать одно. Уйдёт ли Томирис после поражения дальше в степь или продолжит сражаться? Вот что волновало их в первую очередь. Они прекрасно понимали, что если Томирис решит скрыться со своих исконных кочевий, то это откроет путь царю Киру дальше в степь. Тогда под копыта его коня лягут, наравне с массагетами, и другие степные племена.

Когда царица встречала посланников, то во взгляде Томирис сквозила печаль, а по её глазам ничего невозможно было понять и это ввергало послов в трепет. Все знали, что она потеряла сына, и поэтому терялись в догадках как поведёт себя ослеплённая несчастьем женщина. Уступит место горю или поступит так, как ей продиктует холодный рассудок? От этого зависело многое, если не всё. Ближних людей царицы, послы обхаживали как могли, одаривая богатыми подарками. Но те, принимая подношения, только поджимали губы и... молчали. Не потому, что не хотели говорить, а потому, что сами не знали, куда направит свой гнев их царица.

Когда уже вся степь гудела от всевозможных слухов, Томирис собрала совет. На него пригласили посланников других племенных союзов. Речь её была спокойной, но в каждом слове сквозила ненависть к персам. С первых слов послы поняли – Томирис сдаваться не собирается. Она стояла неестественно прямо, сверкая драгоценными камнями на царской одежде. Сквозь белила, наложенные на лицо, проступали красные пятна. Только это напоминало всем собравшимся, как она взволнована.

-Наш предок Таргитай, - говорила она, обводя взглядом притихших вождей, - когда пришёл на эту землю, то она была необитаема и пустынна. Только ветер шевелил ковыль на степных просторах. С ним было три его сына Липоксаис, Арпоксаис и Колаксаис. Все вы знаете, что именно от них берут своё начало степные племена. Боги решили испытать наших предков, и послали им с неба четыре золотых предмета: плуг, ярмо, секиру и чашу. Только самый младший, Калаксаис, смог поднять эти предметы и отнести их к своему очагу. Именно он стал родоначальником массагетов и от него мы ведём свой род... С тех пор минула тысяча лет и сменилось не одно поколение, но мы продолжаем чтить заветы наших великих предков. Они завещали нам хранить то, что даровано богами, и всячески оберегать, – Томирис помолчала. В шатре стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием светильников. Наконец она вскинула глаза на вельмож: - Так неужели мы отступим от того, что завещали нам предки? Нарушим волю богов, которая для нас, массагетов, священна? И отдадим наши земли на поругание врагу?... Нет, не бывать этому! Да, мы потерпели поражение, но это доказывает, что враг коварен и силён. Тем слаще будет наша победа, когда мы омоем мечи в крови врагов, - она перевела дух. Вздохнула и уже тише продолжила: - Все вы знаете, что я потеряла сына. Он и ещё много славных воинов погибло, защищая наши кочевья. Я ещё раз спрашиваю - так неужели мы оскорбим их память и отступим?... Вы знаете, племена массагетов обескровлены этой войной и одним нам не выстоять. Пусть даже я посажу на коней женщин и детей, нас всё равно будет мало против столь грозного врага... Это не трусость, массагеты никогда не боялись умереть с мечом в руках. Но у нас ещё не было столь могущественного соперника. Я хочу, чтобы вы поняли - только сообща мы сможем одолеть его... Я обращаюсь к вам, послы дружественных нам племён. Передайте своим владыкам моё слово. Пусть шлют мне в помощь воинов, кто сколько сможет. Иначе, чтобы сохранить своё царство, мне придётся отступить дальше в степь. И Кир, ненасытный в своей жадности, двинется дальше.