Владимир Успенский - На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове

Леснов раздобыл боевой устав конницы (это Ворошилов посоветовал всем комиссарам) и попросил Миколу объяснить непонятные параграфы. Башибузенко, знаток еще довоенной службы, снисходительно усмехался, но растолковывал с удовольствием. Весь устав прочитали они вместе от первой до последней страницы. Башибузенко велел в каждом взводе занятия провести, досконально разобрать устав, особенно с новыми бойцами. И чтобы впредь команды отдавались не своими словами, а по всем правилам, чтобы караульная служба неслась не абы как, а соответственно требованиям.

Посерьезнел, остепенился командир эскадрона. Но вот вызвали комиссара на партийную конференцию, отсутствовал трое суток - и Башибузенко словно с узды сорвался. Леснов встревожился и расстроился, когда, возвратившись, узнал новость. «Микола наш вроде бы оженился», - сказал ему секретарь партийной ячейки Нил Черемошин. «На ком?» - опешил Роман. «А черт его знает, на Асхлипе какой-то», - огорченно махнул рукой Черемошин. «Куда же ты смотрел?» - «Да разве додумаешься, чего он выкинет, этот жеребец строевой!»

А было так. Командиру эскадрона отвели квартиру в добротном доме. Полы крашеные, на стене - ковер, в горке - посуда красивая. Не то чтобы буржуи жили, но люди очень даже небедные. Одних только книг целая этажерка. Хозяина не оказалось - портрет в черной рамке. И медная табличка на двери: «Акушер».

Встретила Миколу пожилая смуглявая дама увядающей красоты и ее черноглазая пышная дочь с такими умопомрачительными бедрами, что даже у Башибузенко, видавшего виды, дыхание перехватило. Уж он и шпорами звенел, и усищи свои крутил, глазами грыз эту озорную красавицу и все галантные слова вспомнил. А она остра на язычок, подкалывала красного Командира, раззадоривала.

Поужинала вместе с ним, даже вино выпила, но, когда Башибузенко приступил поближе, с такой силой толкнула его в грудь, что могучий казачина едва на ногах удержался. Больше, конечно, от неожиданности его качнуло, но и она оказалась крепка. Сел Микола на диван, хотел высказать в привычных словах свое мнение о таком ее поведении, но молодая женщина опередила:

- Ты что это, брандахлыст, усы без мужика, ручищи свои распустил? Таким кавалером прикидывался, а лезешь, как последний хам!

- Это я - усы без мужика? - вот что больше всего зацепило и обидело Миколу.

- Не топорщатся! - озорно ехидничала она. - Обвисли. Одна только видимость!

- У меня одна видимость? - прямо-таки оторопел от подобных обидных заявлений Башибузенко. - Да я на каждой стоянке баб менял, и на всех хватало!

- Значит, от твоего птичьего греха ни тебе, ни женщине радости нету, потому и менял.

- Да ты сама кто?! - кипел Башибузенко, подбирая слова пообидней: - Мясорубка ты без винта, вот кто!

- Может, и без винта, - с лукавой покорностью согласилась она, обжигая Миколу черными шальными глазищами. - Без винта и лучше, сообрази. Не калечим, а лечим...

Долго потом продолжался меж ними такой бойкий разговор, долго горел свет в оконце. Никто не знал, как и на чем они порешили. Во всяком случае, на следующее утро Башибузенко поднялся поздно, вышел на крыльцо донельзя довольный, и не один, а с черноокой красавицей, одетой по-походному. Сапоги на ней, офицерские галифе, кубанка - все честь честью. А главное - отдал ей Микола синюю венгерку, обшитую серым каракулем. Еще в ноябре захватил ее Башибузенко в отбитом обозе, среди вещей какого-то генерала. Берег, хотел переправить в родную станицу, подарить младшему брату. А подарил этой самой красавице.

Сам вскочил на коня, женщина села в пулеметную тачанку. Пока укутывалась буркой, с крыльца сбежала мать, сунула, плача, баул.

- Прощевайте и не расстраивайтесь дюже, - успокоил ее Башибузенко. - Ждите с победой! Или в стремя ногой, или в пень головой! - подмигнул он своей красотке, тронул коня, и поехали они догонять ушедший вперед эскадрон...

Вернувшегося с партийной конференции комиссара встретил Микола настороженно, понимая, что без серьезного разговора им не обойтись. Сам же первый спросил, усмехнувшись, когда остались в хате с глазу на глаз:

- Видел мою?

- Мельком.

- Ну и как?

- Яркая женщина, - осторожно ответил Роман.

- То-то и оно! - самодовольно хмыкнул Башибузенко. - Образованная, гимназию кончила. Книг, говорит, прочитала целую тыщу. А стихами шпарит прямо всю ночь, - хвастал Микола.

- Так уж и всю ночь, - усмехнулся Леонов. - Спать когда успеваете?

- Отоспимся ишшо. Теперь она всю жизнь при мне будет.

- Ты это всерьез, Микола?

- Вполне. С какой стороны ни подступись, она по-всякому мне подходит. И как баба, и как хозяйка... А имя-то у нее знаешь какое?

- Ася, что ли?

- Это для удобства и для ласковости так кличут, - пояснил Башибузенко. - А если полностью, как в документе написано, - Асхлипиадота. Ты, скубент-читало, понимать должен, что это значит.

- Я понимаю одно: не место женщине в эскадроне.

- Нет, ты ответь насчет Асхлипиадоты!

- Да знаю я... Имеющая дар врачевания, - отмахнулся Леснов.

- Самый подходящий дар на войне!

- Ну как она среди мужчин в боевом эскадроне?

- При мне будет! - насупился Башибузенко. - Вон товарищу Ворошилову жена не помеха, мне тоже.

- Так ведь жена, - растерялся от неожиданности Леснов. А Микола, крепко обдумавший, видно, свои до воды, приготовился к такому разговору и теперь старался «дожать» комиссара.

- И у меня жена. Мы с ней хоть в церкву, хоть так.

- Служить их сюда направили, Ворошиловых-то. Ее в политотдел, а его, сам знаешь... И живут врозь. Он при штабе, она в поезде.

- Не всегда и врозь, - хмыкнул Башибузенко. - А я свою тоже на службу определил. Вторым номером к пулеметчику.

- Сидела бы она дома, ждала бы тебя, раз между вами любовь возросла.

- А ежели ие дождется? Ежели в бою полягу?

- Значит, судьба такая. Каждый из нас незаговоренный.

- Насчет судьбы - это брось. Екатерина Давыдовна, к примеру, тоже могла бы дома сидеть.

- Нет у них ни кола ни двора, никакого дома. Поженились в ссылке. А потом скрывался Климент Ефремович, в подполье работал до самой революции. Где уж им было своими стенами обзаводиться. А гражданская война началась - сам видишь, какое положение.

- Есть и другие женщины в нашей армии! - не сдавался Микола. - Мой односум полком командует, и жена с ним.

- Ну, в полку еще так-сяк, там обоз есть, подводы, для штаба избу всегда подберут. А мы ведь и в чистом поле под открытым небом ночуем, а едим в седле.

- Сдюжит она. Крепкая.

- Ладно, - вздохнул Леонов и привел свой последний козырь: - Будешь, значит, возить жену на тачанке и спать с ней на перинах при первой возможности. А я чем хуже? Завтра же на привале пригляжу себе молодую казачку.

- Га! - повеселел Микола. - Вот это комиссар у меня! Ни в чем не отстанет!