Николай Успенский - Егорка-пастух [Повесть]

Был осенний вечер. Невдалеке от села Лебедкина, на опушке леса, сидел красивый парень, лет двадцати, двух, в худом стареньком армяке, в низенькой шляпе, украшенной лентами. Он вил кнут, напевая песню и посматривая на табун барских лошадей, пасшихся в глубине леса; подле него лежал мешочек с хлебом, горсть пеньки с прядями конских волос и новый, недоконченный лапоть.

Солнце уже закатилось. Изредка моросил дождь; на верхушки дерев с резким щебетом взлетали дрозды; на пасеке за оврагом, тянувшимся посреди леса, громко лаяла собака. Парень окончил свою работу, снял кафтан и, положив кнут на плечо, начал обходить табун. Вдруг из-за оврага показалась крестьянская девушка в красном платке, в набойчатом холстинном сарафане, босиком. Зорко оглянувшись кругом, парень подошел к девушке.

— Ты кого ищешь? — спросил он.

— Я так… за грибами…

— Теперь темно… не найдешь грибов…

— Ну, я так похожу…

— Ты чья? из какого дома?

— Из Губарева… Воробьевская…

— А! Это что на молотилке подает, — говорил парень, идя рядом с девушкой, — что ж, он твой отец?

— Отец.

— Я и тебя словно видал… Что ж, вы хлеб-то весь свозили?

— Не знаю… там возят…

— Ты небойсь уморилась, ходивши… пойдем — посидим…

— И-и! Что ты!

— Да что ж? Ничего!

— Тебе пора лошадей гнать.

— Ничего! если бы подле села, — там управитель али сам барин увидал бы; а тут один солдат на пасеке…

Лошади, почуяв время домой, подняли головы и начали ржать. Пастух громко хлопнул кнутом, и табун, фыркая, начал опять щипать траву.

— Садись вот сюда — на кафтан. — Парень и девушка сели. — А я вот тут один стерегу… дали было малого, да он только верхом разъезжает на лошадях, совсем мне не нужен…

— Тебе бы вдвоем веселей: бывает, какая забежит в хлеб, тебе не справиться…

— Экая ты! одному лучше… ты не знаешь… Вот мы с тобой теперь вдвоем… А кабы малый-то был, нам бы не пришлось посидеть…

— Да что ж я сижу-то? — улыбаясь, проговорила девушка, — разве от этого какая…

— Да нет… все-таки… А что б ты ко мне почаще ходила? — вдруг спросил парень.

— Зачем же я буду ходить?

— Да так… может, спознались бы — а может, я и женился бы на тебе…

— Нет! Тебе жениться не придется на мне… я уж пропита!

— Когда пропита? Кому пропита?

— Еще прошлый Микитий — Краюхиным…

— Знаю Краюхиных… уж не за Ваньку ли?

— За него…

— Вот оказия-то!..

— Да я бы вовсе не хотела… Знамо дело, все батюшка с матушкой… Они там — приставили свечку к образу, помолились, выпили штоф… а наше дело девичье, вестимо: только смотри на них…

— Ты бы сказала, что не пойду! Ведь жених твоего ногтя не стоит…

— Эхма! Отец с матерью боем убьют! скажут, исхарчились: тоже десятую пили за меня под телегой, на ярмарке. Сват-то скажет, все вывороти… заплати, а нам где ж взять? Мы уж весь двор сожгли… Лебеда была, соломки-то нет, топить нечем… К воротам маленько двор похож на двор, а сзади нет ничего…

— Слышь! тебя как зовут?

— Прасковья. А тебя как?

— Был Егор. Вот что! выходи за меня замуж! Я навек буду у барина служить. Нам с тобой ни дома не надо, ничего не надо!.. Будем лошадей стеречь… А на жалованье я тебе куплю панёву, и платок, и полушубок… мы зимой будем жить в господской избе… нанимают же кухарку, ты будешь варить щи нам… А летом мы с тобой вот тут… ты будешь невод вязать, а я лапти плесть… Ты знаешь, я сам из бедного дома… ты думаешь, как бы богаты были, разве пошел бы лошадей стеречь?..

— Ведь пропита-то я!.. батюшка с матушкой ну-ко будут бить… они у Краюхиных взяли две четверти ржи… отдать нечем, а как меня отдадут, сват-то, может, простит…

— За рожь я заплачу! — подхватил парень, — я по три цалковых получаю, значит, два месяца только послужить… Это ничего!.. — Парень помолчал. — Ну что же, будешь отказываться от Краюхиных?..

— С чево ж… — задумчиво произнесла девушка, — у тебя отец с матерью есть?

— Матери нету… один отец… он камни в горе копает… один живет… мазанка у нас небольшая есть… почесть вся завалилась.

— А ну-ко я останусь в девках?

— Экая ты! разве я с тобой смеюсь?.. ты скажи прямо, пойдешь за меня аль нет?.. люб я тебе аль нет?

— Неужли ж?.. не с Ванькой сменить…

— Тебе за ним пропадать надо!.. где ж тебе сжиться с ним?.. он словно блажной… а ты как маков цвет…

— За него и Ганька не пошла Андрюшина… Еремины тоже отказались… девки ни к себе уперлись…

— Что ж? упрись и ты…

— Беднота-то одолела! Ты не поверишь, мы всю зиму лебеду ели… и той не было: покупали да за заработки брали у барина… — Девушка вздохнула. — Вишь, у тебя дома-то нет… наши не отдадут!.. Чем же ты будешь играть свадьбу-то?.. ведь надо попу три целковых заплатить… а там вина купить…

— Экая!.. Поп наш добрый!.. вон его две лошади ходят в табуне. Я У него взял полтора цалковых, я ему отдам назад…

— Что ж только-то?

— Да что нам расход? Нам вся сила перевенчаться… а это пить-то… пускай кто хочет, тот и пьет…

В это время лошади захрапели и столпились в кучу: на опушке леса показались два волка. Парень схватил кафтан и направился к табуну.

— Постой, постой! — закричала девушка, — я с тобой…

— Не робей!.. они вон пошли… кабы тут овцы, а с лошадью где же ему справиться? Они завсегда в эту пору выходят… мне уже не впервой…

— Ах, грехи тяжкие! — вымолвила девушка.

— Я верхом не сяду… иди подле меня. Я до гумна тебя провожу, а там ты пойдешь себе…

Парень замотал веревку на шею лошади, которая была привязана к дереву, и повел ее в поводу. Табун устремился по направлению к селу через овраг.

— Ну, так слышь, — говорил пастух при прощании, — я ноне же пойду к своему отцу… ты будь на своем слове верна… а уж я свое дело сделаю…

Парень сел на лошадь, гикнул и скрылся за барским гумном.

Поздно вечером пастух стучался в окно мазанки, стоявшей на краю деревни Чернолесок, которая разделялась от села Лебедкина небольшой речкой. Ночь была светлая; единственное окно мазанки ярко блестело против месяца.

— Отвори, батя!

В избе закряхтел старик.

— Ты что?

— Да так пришел… рубаху сменить.