Владимир Успенский - Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине

- Рад слышать. А еще радуюсь, что ты уверенно

по своей дороге пошел. И быстро шагаешь. Ишь, механик уже. Я ведь помню нашу первую встречу в Лесновской управе.

Резкие звонки прервали их разговор. Залились трели боцманских дудок.

- Что случилось? - спросил Михаил Иванович.

- Сигнал боевой тревоги. Командир хочет провести показательные учения.

Едва вышли на палубу - миноносец сделал крутой поворот. Позади остались горделивые утесы Эгершельда. Над водой висела серая туманная дымка, сливавшаяся со столь же серыми облаками. Навстречу кораблю, лениво выгибая глянцевитые спины, одна за другой катились пологие волны. Миноносец распарывал их острым форштевнем. Вода с сердитым шипением врывалась через якорные клюзы на палубу.

Дождь перестал, но воздух был так насыщен водяной пылью, что одежда и лицо сразу стали влажными. Соль стягивала кожу на лбу и щеках.

Командир корабля повел гостей к торпедному аппарату, трубы которого были развернуты на правый борт. Огромная стальная сигара, начиненная сложными механизмами и взрывчаткой, привлекла общее внимание.

Затем командир спросил - можно ли произвести несколько артиллерийских залпов, но Михаил Иванович не посоветовал: к чему лишний шум, трата пороха и боеприпасов?! И без того видно, что корабль боевой, служба несется исправно. Лучше сказать людям, чтобы они не мокли на палубе, а шли в сухое помещение.

- Есть! - козырнул командир.

Михаил Иванович поднялся по крутому железному трапу на мостик. Здесь меньше качало и вид был на все стороны. Солнечные лучи, прорвавшиеся сквозь тучи, ярко освещали каменистый берег острова. Волны, набегавшие с моря, обрушивались на подножия скал и откатывались разбитые, исходя пеной в бессильной злобе. Любуясь этой картиной, Михаил Иванович заметил человеческие фигурки на самом краю откоса.

- Что там делают?

- Где? - Федор Демидочкин поднес к глазам бинокль. - Ясно вижу. Береговую батарею оборудуют. Чтобы подходы к городу - на замок. Как в Кронштадте.

- Там надежно теперь, - кивнул Калинин.

- Давно мы в Кронштадте-то не были, - мечтательно произнес Иван Евсеевич. - Тоскую по Питеру, по Неве.

- А я вот привык, и не тянет отсюда, - сказал Демидочкин.

- В отпуск бы съездить, безусловно, да очень уж далеко. - Евсеев смотрел на белый бурун, кипевший за кормой миноносца, на двойную дорожку, разбегавшуюся по воде от винтов. Эта дорожка напоминала борозду, проведенную плугом. - Подумать только, Михаил Иванович, ведь всю страну перепахали за эти годы. От Балтики до Тихого океана. Теперь и отдохнуть не мешает...

- Сеять надо, - улыбнулся в ответ Калинин.

За день до отъезда из Владивостока Михаил Иванович побывал на берегу бухты.

- Вот здесь это было, - волнуясь, говорил ему Иван Евсеевич. - Помните, я рассказывал о героях-курсантах, которые остановили белых под Монастырищем? Вот они и вышли сюда, устроили здесь привал. Расположились как обычно, ничуть не догадываясь, что это все - конец! Я прискакал к ним, крикнул: «Товарищи, это же самый край, дальше земли нет! Тихий океан впереди!» Командир их прямо-таки ахнул: «А ведь верно! Отвоевались, значит?!» Платок из кармана достал, отвернулся... А потом велел разобрать винтовки и скомандовал: «Залп!» Просто так, в воздух! Самый последний залп, Михаил Иванович!

Калинин кивнул, замедлив шаг. Поглядел вокруг: на городские постройки, на крутой склон сопки, на просторную бухту. Сказал решительно:

- Памятник здесь воздвигнем. Большой, красивый памятник тем, кто защитил нашу революцию от белогвардейцев и интервентов. Монумент в честь нашей трудной и великой победы!

Он стоит теперь там, в самом центре Владивостока, такой памятник. На его мраморе высечены слова:

Давно сказано, что о каждом человеке можно написать книгу. А жизнь Михаила Ивановича Калинина настолько интересна и содержательна, деятельность его так важна и многогранна, что может послужить основой для целого ряда произведений различных жанров: романов, повестей, поэм.

Удивительна судьба этого человека! Его борьба с царским самодержавием, его работа в подполье - все это так и просится на страницы книг. А напряженный труд в годы индустриализации, коллективизации, Великой Отечественной войны! А его приемная, куда обращалось, как подсчитано, до восьми миллионов человек!

Невозможно рассказать об этом и о многом, многом другом в одном произведении. Нельзя объять необъятное. Я и не стремился к этому, выбрав лишь небольшой период жизни Калинина, который представляется мне наиболее характерным. В дни революции, в годы гражданской войны Михаил Иванович ярко проявил себя как закаленный боец ленинской гвардии, как мудрый и дальновидный государственный деятель. Поэтому я и взял отрезок времени от выстрела «Авроры» до завершающих победных залпов на Дальнем Востоке.

И вот поставлена точка. Два противоречивых чувства охватили меня: радуюсь тому, что труд завершен, и сожалею, что расстаюсь с героями произведения, с которыми сроднился.

А почему, собственно, расстаюсь? Разве нельзя продолжить начатое и написать о дальнейшей жизни Михаила Ивановича, его друзей и соратников?!

Я пока не представляю, какой она будет, эта следующая книга. Надо о многом подумать, многое взвесить. Продолжить изучение материала. Не знаю, хватит ли у меня и сил и умения создать ее, эту новую книгу, но мысль о ней теперь не дает мне покоя.

С чего начать ее? Вероятно, с того скорбного дня, когда Михаилу Ивановичу выпала тяжелая обязанность сообщить делегатам Одиннадцатого Всероссийского съезда Советов о невосполнимой утрате, о смерти Ленина.

- Я думаю, - сказал он тогда, - самая главная и основная задача, стоящая перед нами, - это сохранить завоевания, главным творцом которых был Владимир Ильич.

Слова Калинина прозвучали, как клятва.

Потом была борьба с троцкистами, с «новой оппозицией», которую возглавляли Каменев и Зиновьев, выступавшие накануне революции против вооруженного восстания. Теперь же они говорили, что невозможно построить социализм в одной стране, пока западные государства находятся во власти капитала. В новой экономической политике они видели только отход назад. Государственная промышленность СССР - это, дескать, не социалистическая, а государственно-капиталистическая промышленность.

Положение осложнялось тем, что Зиновьев возглавлял в ту пору партийную организацию северной столицы. Он и его приспешники не признали решений Четырнадцатого съезда партии, развернули активную пропаганду и агитацию, выражая недоверие Центральному Комитету.

В Ленинград (город был только что переименован) выехала группа членов ЦК. Среди них был и Михаил Иванович. Целый месяц провел он на предприятиях, среди партийцев. Побывал на родном Путиловском заводе, на Трубочном, Металлическом, Обуховском. Встречался со старыми знакомыми и с молодыми рабочими. Спорил, доказывал, убеждал.