Кэтлин Кент - Дочь колдуньи

Мы вряд ли произвели бы больший фурор, если бы появились голыми в центре города. Когда мы вошли в молитвенный дом, никто не стал скрывать враждебности по отношению к семье Кэрриеров. Отец, Ричард, Эндрю и Том нашли место на мужской половине без особого труда, но от женщин мы сочувствия не дождались. Они не сдвинулись ни на дюйм, так что мне пришлось стоять в проходе с выгибающейся Ханной на руках. Фиби Чандлер вздернула подбородок и посмотрела на меня с величайшим презрением, но потом увидела, что Ричард бросает на нее испепеляющие взгляды, и сосредоточила внимание на пасторе. Позднее, давая показания на салемском суде, она скажет, что от взгляда Ричарда она оглохла и ничего не слышала до конца службы. Жаль, что она вдобавок не онемела. Отец взглянул на меня только раз, и, чтобы он мной гордился, я подняла подбородок, выпрямила спину и не сводила глаз с преподобного Барнарда, который к тому времени полностью захватил кафедру, отправив отца Дейна сидеть на скамье внизу. Ничего удивительного, что его проповедь опиралась на Первое послание Петра: «Противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить…»

Ханна у меня на руках вся извертелась, хотя я пыталась удерживать ее за запястье. Сестренка стала вырываться и капризничать, и мне пришлось вытащить ее на улицу, и, так как день был жарким, мы уселись под ближайшим фургоном. Чтобы она не плакала, я позволила ей копаться в земле и не ругала, когда она складывала землю в фартук. Было видно, что она сирота, неумытая и неухоженная. Оставшись без матери, мы все стали грязные, неопрятные. Я посмотрела на грязь у себя под ногтями и, устыдившись, представила гладкие и чистые руки Маргарет.

Мы просидели под фургоном с час, когда я услышала, как отворились двери и двое мужчин направились в нашу сторону, неся на руках третьего, который по-стариковски кашлял и дышал с присвистом. Эти двое ушли со службы пораньше, чтобы дать старику подышать свежим воздухом. Они разговаривали на ходу и, прежде чем я успела вылезти, положили деда на солому в задней части фургона. Я стеснялась показываться им на глаза, и чем дольше они разговаривали, тем труднее мне было предстать перед ними, — словно ящерица, вдруг выползшая из-под камня. Я могла видеть только нижнюю часть их ног, но голоса я слышала отчетливо и надеялась, что Ханна будет вести себя смирно и нас не выдаст.

Первый мужчина сказал, похлопывая старика по спине:

— Ты подумай, явились как ни в чем не бывало в молитвенный дом! — Он, видать, недавно поменял местами левый и правый ботинок с квадратными носами, и они еще не приняли форму своих новых постояльцев, отчего создавалось впечатление, будто ноги не знают, куда идти.

Другой мужчина, ниже ростом и более крепкий, по акценту которого можно было догадаться, что он вырос в Шотландии, подхватил:

— Дети шальные, это точно. Но от него у меня прямо кровь стынет в жилах. — Он произнес «от него» с нажимом, и я сразу поняла, что речь идет об отце. Мужчина продолжил заговорщицким тоном, каким рассказывают детям истории про привидения: — Кто станет охотиться в одиночку? Это в наших-то лесах, где полно индейцев. Говорят, он стреляет без промаха. Завалил медведя размером с дом одним выстрелом в шею. Я видел тушу, когда проезжал мимо. Такую громадную я больше никогда не встречал. Говорят, его даже индейцы боятся.

Тогда Поменявший Ботинки сказал:

— Несколько лет назад мне говорили, что он в Бостоне убил человека одним ударом в голову.

— Да нет, — возразил Крепыш, — это было пятнадцать лет назад, и не в Бостоне, а в Биллерике. Он повалил человека. Чуть не убил. Но не убил. Потом, правда, заплатил штраф.

Старик перестал кашлять, и я услышала, как скрипнули доски фургона, когда он снова лег на солому, чтобы отдохнуть. Две пары ног подошли ближе друг к другу, а голоса сошли почти на шепот.

— Не беспокойся, — сказал Поменявший Ботинки, — здесь можно говорить. Старик глух как пень. Кэрриера только оштрафовали, потому что у кого хватит храбрости заковать такого гиганта в цепи?! Знаешь, он ведь был солдатом что надо. В Королевской гвардии. Говорят, охранял самого короля, а потом перешел на сторону Кромвеля. Не многие, у кого жены ведьмы, остаются на свободе. А самое-то страшное ты слышал?

— Ага, — ответил Крепыш. — Между нами, как шотландец, я с теплом вспоминаю старину Оливера. Но убийство короля — это совсем другое дело.

Поменявший Ботинки шикнул на него и опасливо проговорил:

— Наверняка не знает никто, но слух о том, что он порешил топором первого короля Карла, прилип к нему, как шкура к собаке. Да он, должно быть, заговорен, если за столько лет королевское правосудие его не настигло.

Крепыш сплюнул на землю и сказал:

— Заговорен, думаешь? Лицо палача всегда скрыто, поэтому кто может сказать? Кроме того, даже если будет доказано, что он убил короля, кто выдаст ордер на его арест, а? Ты, что ли? Роберт Рассел, который держит ухо востро, распустил слух, будто бы существует тайное общество старых солдат армии Кромвеля. Живут себе у всех на виду, как титьки, торчащие из-под шлюхиной блузки. Прямо здесь, в Андовере. Заботятся друг о друге, дали клятву, что отомстят, если одного из них арестуют или будут с ним дурно обращаться. Рассел говорит, явятся в дом перед рассветом, отрежут голову обидчику, положат в черный мешок и бросят куда-нибудь в болото. Они и с первым Карлом то же самое сделали. А ты говоришь, заговоренный. У кого нож за пазухой, тому колдовство ни к чему.

— Боже милосердный! — воскликнул Поменявший Башмаки. — Мало того что нас ведьмами пугают, так еще придется держать двери на запоре, чтобы уберечься от мести старых вояк.

Крепыш поставил ногу на колесо, стряхнул пыль с ботинок и прищелкнул языком, словно сокрушаясь по поводу тайной армии Кромвеля. Когда я услышала имя Роберта, мне пришло в голову, что он, возможно, тихонько делает то же самое, что наш «ворчун»: поднимает шумок, распускает слухи, вселяющие страх, чтобы отогнать ворон.

Крепыш продолжал:

— А как насчет Роджера Тутейкера, что умер в камере бостонской тюрьмы? Тюремщик говорит, в день смерти его навещал какой-то высокий мужчина Высокий мужчина входит. Высокий мужчина выходит, а через пару часов доктор Тутейкер мертв, и на теле никаких следов. Говорю, дело это темное, что бы там ни порешили дознаватели.

В эту минуту двери молитвенного дома раскрылись и вспотевшие прихожане быстро высыпали во двор, жадно вдыхая свежий воздух. Я схватила Ханну, и мы выползли из-под фургона с противоположной стороны. Но когда я выпрямилась, крепыш-шотландец меня заметил. Должно быть, ему показалось, что мы выросли из-под земли, потому что он так и вытаращил глаза. Но на смену удивлению пришел страх, когда до него дошло, что я подслушала их разговор. Я чувствовала, как его взгляд жжет мне спину, когда я шла к нашему фургону.