Борис Тумасов - Лжедмитрий II: Исторический роман

— Нет, воевода, — жестко горевал Никанор, — не моги и мыслить.

Потемнел лицом Болотников, выругался. Позвал атаманов:

— Будя глазеть, други-товарищи, принимайтесь за дело. Нагибе и Тимоше разузнать, какие у кого карбасы и дощаники малые имеются, Кирьяну пороховое зелье беречь. Головой ответишь, есаул, ежли подмокнет. А тебе, Зима, остатки хлебного запаса от воды спасать. Вьюном крутись, атаманы!

Неделя минула. Затопила река Тулу, местами вода коню по брюхо.

По улицам посада плавали лодки, редкими островами выдавалась мокрая земля.

Вылазки прекратились, а царские пушкари из можжир знай лупят по городу. Стрельцы над болотниковцами потешаются, орут с издевкой:

— Че, душегубы, холодна водица?

— Мало, еще подбавим!

Хохот в царском стане, а со стен острога брань.

Илейко Горчаков попрекнул Болотникова:

— Звал воевода, а ты отказался. В том разе прорвались бы, теперь досиделись, поздно.

— Не вини, царевич, я тебя не держал, решал по совести. И нынче не раскаиваюсь. Умереть доведется, так со всеми вместе.

Болотников сидел в хоромах, погруженный в невеселые мысли. Запустив руку в расстегнутый ворот льняной рубахи, потирал грудь, мысленно говорил сам себе: «Думай, Иван, думай. Нелегкую ношу взвалил на свои плечи. Каждый тебе верит, в разум твой. Позвал народ на правое дело. Сулил волю и землю, ан враг сильнее оказался…»

Со стуком растворилась дверь, ввалились посадский староста Семен Ивашкин, стрелецкий голова Антон Слезкин с пятидесятниками и сотниками. Скороход и купцы Семибаба и Голик подступили к Болотникову.

Иван Исаевич поднялся, посмотрел на незваных гостей. Видать, догадался, зачем пришли.

— Уж не с изменой ли?

Посадский староста осмелел, подался вперед.

— Воевода Иван Исаевич, с мольбой мы к тебе, не губи город. Писали мы царю Василию Ивановичу, обещал он вины наши простить.

— В обход меня торгуетесь?

Лицо Болотникова стало строгим. Шагнул к лежавшей на лавке сабле, но Скороход и Слезкин опередили. Стрелецкий голова укорил:

— Мы к тебе подобру, воевода.

— И ты на меня, Митрий? Аль запамятовал, как одной цепью скованы были, один сухарь грызли, одну гнилую воду на галере пили?

Не ответил Скороход, побледнел. А Болотников спрашивает:

— Моей головой откупиться вздумали?

— А доколь ждать царя Дмитрия?

— Государь ни тебя, Иван Исаевич, ни ратников казнить не станет, — поспешили заверить купцы, — клятвенно обещано.

— Много ль вы знаете о коварстве царском? — горько усмехнулся Болотников.

Семен Ивашкин снова сказал:

— Не одни мы тебя просим, Иван Исаевич. Народ умоляет, выглянь-ко.

Рванулся Болотников к крыльцу, а у порога бабы с ребятишками. Увидели воеводу и в голос:

— Не губи, Иван Исаевич!

— Люб ты нам, да детишек жальче!

— Утрите слезы! — прикрикнул Болотников. — Душу не рвите, сдамся царю.

Махнул рукой, вернулся в палаты, сказал посадскому:

— Вескому передайте, сдаюсь на его суд. Пускай только крестьян и холопов не губит, да люду тульскому, женкам и детям, хлебного даст…

В поздних сумерках простился с Тимошей и Андреем. Провел к дощанику, обнял:

— Тебе, Тимоша, Андрейку поручаю. Пробирайтесь под Москву. В тех, местах, может, про Акинфиева и Берсеня услышите. Если не сыщите, подавайтесь на Северскую Украину… С собой вас не оставляю, Шуйскому довериться не могу.

— Эхма, отойдет обедня, отпоют попы молебен! — Тимоша хлопнул о колено шапкой. — Уйдем вместе, Иван Исаевич?

— Нет, Тимоша, покинуть народ, а особливо в такой час, недостойно. И город сдаю не по своей воле, баб с ребятнею жалеючи… — Обнял Андрейку. — Ну, плывите. Удачи вам, обо мне не вспоминайте…

Стоял, покуда лодка не исчезла в ночи. Из мрака донеслось:

— Прощай, Иван Исаевич!

— Прощай, батько!

В открытые ворота острога и тульского кремля въезжало царское войско. Болотниковцы складывали оружие. Крестьян и холопов гнали из города.

В палаты к Болотникову ворвались толпой стрельцы. Ими предводительствовал Антон Слезкин. Схватили Ивана Исаевича, вывернули руки.

— Не ершись, голубь, — радостно проговорил стрелецкий голова.

— Знал бы, Антон, какую в твоем лике змею взогрел, — с укором произнес Болотников.

В палату вбежал Скороход, бешеные глаза гнев мечут. Попятились стрельцы, а Антон Слезкин на Скорохода двинулся:

— Охолонь, Митрий.

— Ослобони Ивана Исаевича, добром прошу.

— Как бы не так! Мы его царю Василию выдадим.

— Поздно, Митя, — сказал Болотников. — Думать надо было, когда заговор готовили.

— Отпусти! — Глаза Скорохода потемнели, он потащил саблю.

Стрелец за его спиной пистоль поднял.

— Берегись, Митя! — выкрикнул Болотников.

Стрелец опередил, рухнул Скороход.

Хмурилось затянутое тучами небо, того и гляди, заплачет дождем. По нагорью в построении Стременной полк, воеводы на конях, при доспехах.

Откинув полог, вышел из шатра Василий Шуйский во всем царском величии, одежда золотом, дорогими каменьями отделана, в боевом позолоченном шлеме.

Подвели ему белого коня, стременные подсадили в седло. Доволен царь. Тревожные мысли о Лжедмитрии утонули в глубине души. Сегодня день Василия Шуйского, его праздник. Утром воевода Колычев, вступив в город, заковал в железы Болотникова и Илейку Горчакова, взяли болотниковских атаманов и князя Шаховского… Попытался Телятевский за него слово замолвить, да Шуйский прикрикнул:

«Он гиль на Москву напущал…»

Подслеповато щурится Шуйский. Показались стрельцы с Болотниковым. Сломлен, раздавлен страшный враг…

Идет Болотников в окружении стрельцов, руки скованы. Однако голову несет гордо.

— Холоп, а ровно князь! — возмутился Иван Романов.

Загалдели царские воеводы.

«Эко их разобрало! — подумал Иван Исаевич. — Видать, мало бивали мы вас, боярское отродье».

Вперился Шуйский в Болотникова, глаз не сводит. Иван Исаевич взгляда не отвел, не страшит его царский гнев. Подошел без поклона.

Тут вперед выступил стрелецкий голова Слезкин, переломился пополам, положил болотниковскую саблю к ногам Шуйского.

— Государь, суди вора главного! Ты в его и наших животах волен!

Нахмурился Шуйский:

— Как смел ты, холоп, государство возмутить?

Повел головой Болотников.

— Не я возмутил крестьян, у люда терпение иссякло. Бояре мытарили, воли лишили, землю отняли… Я народу слуга, воеводой над ним встал… Об одном печалюсь, что не довел начатое до конца.

Шуйский прервал злобно:

— Бояр навести? Царя?

— Да. Бояр и царя Василия Шуйского. Народ Дмитрию верит!

— Врешь, вор, не было государя Дмитрия. Самозванец Гришка Отрепьев на московский престол обманом прокрался, а вы с Шаховским его именем холопов на смуту подстрекали!