Карен Харпер - Наставница королевы

Я была всем вполне довольна. Было много еды превосходного качества, а заморские вина — по такому случаю не разбавленные и не подслащенные — лились рекой. Ни пива, ни эля не было. Более того — не поворачивая головы, я видела за другими столами и Тома Сеймура, и Джона Эшли. Их вид согревал меня еще больше, чем мальвазия и рейнское, которыми я поочередно наполняла свой венецианский хрустальный кубок. Том сидел рядом с сэром Фрэнсисом и леди Элизабет Брайан. Джон был подальше, рядом со шталмейстером Уильямом Коффином. Старший брат Тома Эдуард, которого он не любил и которому не доверял (хотя и никогда не рассказывал, за что именно), сидел ближе к возвышению — возможно, потому, что в то время он служил у архиепископа Кранмера. Министр Кромвель, кивнувший мне мимоходом, появлялся повсюду, а за ним тянулись хвостом то ли секретари, то ли какие-то лакеи.

Вскоре я уже потеряла счет всевозможным лакомствам, которые постоянно подавали и которые так хорошо сочетались с превосходным вином. И как это я раньше не замечала, что вино гораздо вкуснее, если пить его не из оловянных чаш, а из стеклянных кубков? Как всегда, на королевских обедах предусматривалось три перемены блюд: сперва холодные закуски, потом — жаркое, а на третье — сладкое. Правда, такого изобилия и разнообразия блюд мы еще никогда не видели. Этот парад кушаний, подаваемых в глубоких серебряных тарелках или на серебряных же подносах, способен был вызвать головокружение.

В числе холодных закусок были артишоки, капуста с огурцами, заливные окуни, сливки с миндалем, колчестерские устрицы, пироги с сыром и многое другое. Горячими подавали лебедей, каплунов, печеную оленину, дельфинов в горчичном соусе, нашпигованных салом фазанов и павлинов, держащих в клювах тонкие свечи. Наконец подали десерт, то есть сладкие блюда, и как чудесно было запивать их вином! Я старалась не слишком набивать живот — на тот случай, если позднее в Уайтхолле будут еще и танцы (а я очень надеялась, что Джон Эшли умеет танцевать), но все же попробовала несколько блюд из предложенного: миндальный торт, пирог с фруктовым желе, заварной крем с корицей, запеканку, пирожки со смородиной и с айвой, а еще — великолепные апельсины (из них удалили сердцевину, нарезали на мелкие кусочки и снова поместили в кожуру, смешав с вином и сахаром). Ну, и мое любимое лакомство, которому я воздала должное, — привезенные из-за границы груши, припудренные корицей и сушеной скорлупой мускатных орехов и окрашенные в синий цвет с помощью тутовых ягод.

Нечего и говорить, что все присутствующие щеголяли самыми изысканными манерами. Оттопырив мизинец, мы брали кушанья только левой рукой, а в правой держали принесенные с собой ножи и ложки. Вдоль столов (каждый длиной в шесть шагов), покрытых белыми скатертями, расхаживали слуги, подававшие нам чистые салфетки или же чаши с розовой водой для ополаскивания рук перед новым блюдом и забиравшие пустые тарелки. Соль из огромных позолоченных солонок надлежало брать кончиком чистого ножа и класть на свою тарелку. Я как раз вытирала свой нож кусочком пшеничного хлеба, собираясь положить его назад в карман, когда за моим плечом неожиданно возник Джон Эшли. Я так вздрогнула от неожиданности, что чуть не порезалась.

Надеясь на то, что мои губы не посинели от тутовых ягод, я откинула голову и улыбнулась ему. Джон помог мне встать и переступить через длинную скамью. Хорошо, что он поддерживал меня, потому что на ногах я стояла не очень твердо — уж не знаю, то ли от вина, то ли от присутствия Джона.

— Славный праздник сегодня. — От него приятно пахло гвоздикой. — И он продолжится, когда мы вернемся в Уайтхолл.

— Надеюсь, барка меня выдержит. Я так наелась!

— А мне не нравятся девушки, у которых одни кости, — ответил Джон с игривой усмешкой, от которой у меня внутри все перевернулось.

Джон Эшли был на моей памяти первым мужчиной, который смотрел мне прямо в глаза, не поедая взглядом мою фигуру. И почему-то от этого я заливалась краской гуще, чем в присутствии господ, которые пялились на мои бедра и грудь. И я, хоть и давно научилась управлять своими чувствами и скрывать их, вспыхнула до корней волос и захихикала, будто какая-нибудь коровница.

— Так вот, — продолжал Джон, по-прежнему придерживая меня: одна рука на моем локте, другая на плече. Потом он слегка отстранился. — Скажу еще кое-что. Я сегодня наелся до отвала, в том числе осилил чуть ли не бочонок хлебного пудинга. Такой, бывало, готовила моя матушка, я уже много лет не ел ничего подобного.

— Моя мама тоже готовила блюда, по которым я скучаю, — призналась я. — А когда с нами поселилась мачеха, Мод, все стало совсем по-другому.

Джон молча кивнул. Я поморгала, прогоняя слезы. Что это я, неужели собралась расплакаться? Отчего этот человек заставляет меня вспоминать прошлое и так переживать при этом?

Всякий раз, когда я оказывалась рядом с Джоном, у меня как то очень приятно расслаблялись мышцы живота. Чтобы вызвать во мне трепет, требовались умелые ласки Тома, но Джон Эшли вызывал у меня сладкую дрожь и без всяких прикосновений. Мне казалось, что я могу броситься ему на грудь прямо посреди этой шумной, оживленной толпы.

— Я буду возвращаться не на барже, — сказал мне Джон, с видимой неохотой отступая на шаг назад. — Нам с сэром Уильямом надо проследить, чтобы лошади вернулись в конюшни Уайтхолла. Но если будут танцы или какие-нибудь игры и если вы не заняты…

Я было подумала, что он назначит мне свидание в лабиринте, как некогда Том, или попросит приберечь для него танец, но он продолжил:

— …то мы, возможно, еще побеседуем. Этот день навсегда запомнится нам всем, мистрис Чамперноун…

— Кэт. Меня вообще-то зовут Кэтрин, но друзья называют меня Кэт.

— Я, во всяком случае, запомню этот день, Кэт. Я так долго смотрел на вас во время пира. Мы были так близко друг от друга и в то же время так далеко.

Джон не шутил, не поддразнивал меня, он выглядел совершенно серьезным. Он поклонился мне, а между тем не обязан был этого делать — мы принадлежали к одному рангу придворных. Глядя ему вслед, я вдруг осознала, что колени у меня крепко сжаты — возможно, оттого, что я хотела умерить свое влечение к нему, но скорее по другой причине. Мне срочно нужно было в отхожее место, я выпила слишком много вина.

Я старалась идти быстро, но осторожно — мои ноги, казалось, плыли по воздуху, — пробираясь между столами к двери, выходящей в боковой коридорчик. Несомненно, именно он вел в отхожее место.

Голоса постепенно отдалялись. Черт побери, я-то понимала, что пью слишком много, но понадеялась на обильную закуску. И все же, если не считать моего любимого синего десерта, приходилось признать, что я лишь чуть-чуть отведала разные блюда, а в основном налегала на вино.