Казимеж Тетмайер - Легенда Татр

Но начинать надо было осторожно и ловко, особенно теперь, пока не соберутся горцы, предводительствуемые Собеком Топором и Лентовским. Костка с нарочным отправил письмо к ксендзу Петру Гембицкому, краковскому епископу, сообщая, что по приказу короля он занял Чорштын, «из опасения, чтобы пограничная эта крепость, не располагающая ни войском, ни вооружением, не досталась в руки мадьяр». Кроме того, он просил епископа прислать ему несколько легких пушек, пороха и ядер, потому что в замке он «не нашел ничего, кроме денег, награбленных у мужиков Иозелем Зборазским, да накопленных им обильных съестных припасов».

Между тем ксендз-декан новотаргский, Енджей Бытомский, приглашенный к людзимежскому ксендзу Михалу Соломке, заметил, проезжая через деревню, что все хаты украшены зелеными ветвями.

Он удивился и, встретив Цыриака, спросил его, какая тому причина.

— Да разве вы не знаете? — ответил Цыриак. — Это затем, чтобы солдаты не грабили и не поджигали.

— Какие солдаты?

— Да которых пан Костка, королевский полковник, по королевскому указу вербует.

И вот епископ Гембицкий почти одновременно получил в Кракове просьбу Костки о присылке в занятый им Чорштын пушек и боевых припасов, тревожные письма от новотаргского декана и ксендза из Птима, где ректор Радоцкий тайно собирал крестьянские сходы, и даже письмо от пана Здановского, которому ксендз Бытомский приказал уведомить епископа о зелени на крестьянских хатах.

Епископ сейчас же понял, что этот охранитель Польши в высшей степени подозрителен, а отряды его могут послужить бог знает для чего, и потому ответил Костке, что не таким способом занимаются королевские замки, нуждающиеся в защите, и что он ему советует добровольно покинуть Чорштын. Сам же он созвал на совет всех краковских вельмож, находившихся в городе, и послал шестьдесят драгун под начальством пана Михала Иордана, старосты дубчицкого, отбивать Чорштын. К драгунам присоединился довольно большой отряд добровольцев из шляхты.

Получив письмо епископа, Костка порядком смутился; в первую минуту он похолодел и у него задрожали ноги. Он предполагал, что стоит только протянуть руку и взять, что, заняв замок, он как бы вдел уже одну ногу в стремя и остается только перекинуть другую, чтобы оказаться в седле, — но при первом же шаге убедился, что это не так. Ужаснула его собственная неопытность, которую он блистательно доказал тем, что написал письмо епископу.

Он сам вызвал и ускорил враждебные действия против себя. Снять маску можно было, только имея в Чорштыне несколько тысяч, а не несколько десятков людей.

Он почитал себя вторым Хмельницким, в котором «смелость льва уживалась с мудростью змия», — однако убедился, что старый запорожский гетман только похлопал бы его с усмешкой по плечу, а ему пришлось бы повиноваться Хмельницкому, как учителю.

Но только на одну минуту он испытал разочарование и ужас. Затем он решил отвагой и мужеством загладить свой безрассудный поступок. Да, впрочем, размышлять было и некогда, потому что пан староста Иордан так гнал свою хромую грязную лошаденку, драгун и шляхетский отряд, что появился перед Чорштыном на следующий день после получения письма от епископа.

Толстый и усатый пан Иордан, переночевав под замком, на рассвете принялся осматривать стены и по совету епископа решил сначала вступить с Косткой в переговоры. Он велел Шелюге, трубачу из подкраковской Черной Деревни, ехать вместе с ним к воротам замка и громко трубить. Кроме того, взял у пастушки белый платок и прикрепил его к палке.

Костка в это время спал. Спали и мужики, утомленные расхищением замка. Не спали только бабы, жены Юзека и Мацека Новобильских, да две девушки, Янтося и Ганка, пришедшие с мужиками из Нового Тарга в Чорштын. Они сидели в кухне, пекли из муки Иозелевой жены пироги с сыром и разговаривали.

Вдруг жена Юзека Новобильского бросила месить тесто, прислушалась и сказала:

— Трубят зачем-то.

— Да ну? — переспросила жена Мацека.

— Верно говорю, трубят. Надо поглядеть.

Она вышла и вернулась с известием, что шляхтич верхом на лошади и солдат с белым платком на палке и с трубой стоят под стенами.

Жена Мацека Новобильского отодвинула тесто, вытерла руки и вышла из кухни. Другие пошли за ней.

Они вышли на вал, и жена Юзека крикнула:

— Не труби ты, скотина, — пана разбудишь, чтоб тебе пусто было!

Но жена Мацека, баба пожилая и солидная, сказала с достоинством:

— Погоди! — и важно спросила: — Кто там?

— Одни бабы там у вас, что ли? — крикнул пан Иордан.

— Есть и мужики, — ответила жена Мацека. — А вам чего?

— Где пан Костка?

— Спит.

— Ну, так разбуди его!

Но жена Мацека важно сказала:

— Не видишь ты разве, что я хозяйская жена?

Иордан вспомнил наставление епископа быть осторожным и не раздражать мужиков. Он сдержал себя и прокричал:

— Разбуди же его, хозяюшка!

— Зачем?

— Тебе приказывает ясновельможный пан Михал Иордан, староста добчицкий.

Но жена Мацека гордо возразила:

— Наш пан староста чорштынский не хуже добчицкого!

— Меня сюда послал краковский епископ!

— Ну, так и стойте себе! — закричала жена Юзека.

Паи Иордан пришел в ярость. В первую минуту вылетели у него из головы все слова и мысли. Он обернулся к Шелюге, гневно взглянул на него и яростно заорал:

— Черрт… Черрт.

Ганка, молодая, красивая девка, у которой язык был как бритва, закричала с башенки:

— А что это там гремит? Погода, кажись, хорошая!

Иордан привскочил на седле, но стерпел.

— Слушайте, бабы, — сказал он, повысив голос, — сейчас же идите за Косткой!

— А зачем вы, пан староста, сюда приехали? — степенно спросила Мацекова жена.

— Замок брать! — ответил сразу Иордан.

— Замок-то у меня готов, да вот ключи не знаю куда делись! — крикнула Ганка.

Трубач Шелюга, затыкавший себе рот трубой, не выдержал и захохотал. Захохотали и бабы на стене, а жена Юзека закричала:

— Ну, и подождешь, окаянный! Чего тебе не терпится?

Пан Иордан, весь красный, остервенев, зарычал:

— Суки паршивые! Шкуру с вас прикажу содрать!

— А откуда, пан, начинать будете? — спросила Ганка.

— Откуда, обезьяна блудливая? — крикнул пан староста. — А вот откуда! — И, повернувшись в седле, заревел, как бык — Ко мне!

Тотчас же из леса стали выходить драгуны епископа Гембицкого и добровольцы.

— Вот откуда! — яростно повторил пан Иордан.

Жена Юзека Новобильского присмирела: поняла, что дело нешуточное, и сказала невестке:

— Ах, чтоб их черти съели! Солдаты…

Но жена Мацека не потеряла присутствия духа; она знала, что к Чорштыну должны стянуться тысячи крестьян, и потому задорно крикнула:

— Пан староста! Не лез бы ты лучше, куда не просят!