Нина Молева - Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси

— Еще одна новость! А это почему?

— Потому что он может и не родиться. Или надолго задержаться с рождением. Вы ставите мое благополучие наравне с туманными проектами, которые к тому же вам вовсе и не нужны.

— Почему наследник может не родиться? Погляди на свою мать — в чем душа держится, а исправно приносит наследников в дом Мнишков. Поболеет, поваляется в спальне, докторов целый замок нагонит, но с наследниками никаких перерывов. И твоя старшая сестра пана Константы Вишневецкого что ни год радует. Что — тебе что-нибудь сказал доктор? И ты скрыла?

— Ничего никакой доктор мне не говорил. Но вы забыли, отец, какие трудности существовали в семье Дмитрия. Я не говорю, что сам он не слишком крепок.

— Царь Дмитрий не крепок? Ты сошла с ума! Он же гнет подковы одной рукой и осаживает вздыбившегося коня. Ты сама это видела у Вишневецких, а я и вовсе не один раз. Он может скакать на коне весь день и обходиться без еды и питья. Царь Дмитрий не крепок! Надо же выдумать подобную глупость! Его сила послужила одним из доказательств его родства с царем Иваном Грозным.

— Хотя его старший брат, царь Федор, как мне говорили, был слабоумен и не мог держать прямо голову.

— Замолчи, Марыню! Замолчи! Царь Федор! Он был сыном от другой супруги царя Грозного. От другой, слышишь? И унаследовал ее слабое сложение. Царица Мария Нагая — дело. Ты сама скоро ее увидишь и убедишься, как она хороша и сильна, несмотря на свои сорок лет и годы, проведенные в этом ужасном северном монастыре.

— Ее никто не видел.

— Не видел? Ее видели еще во дворце наши послы и говорили, что она была редкой красоты и стати, как любят выражаться московиты. А знаешь, мне это нравится в них:, судить женщину как кобылу.

— Ясновельможный отец знает, я не терплю грубиянства. И к какой же породе кобыл отец отнесет свою дочь?

— Я не имел в виду тебя. С тебя иной спрос. Царь Грозный выбирал супруг из числа своих подданных, Марина же Мнишек вместе со своей рукой дарит Московии такой долгожданный союз с Польской державой.

— И возможность польским панам добраться обходным путем до Турции. Но вы ошибаетесь в одном: царица Марина не позволит сделать ее царство вотчиной польских королей и сейма. Это будет независимое царство, с которым придется договариваться.

— О чем договариваться? Все условия уже оговорены с царем Дмитрием, и только на этом основании ты едешь сейчас во главе польских ратников. Тебе придется обойтись ролью хозяйки дворца и заниматься в основном своими туалетами. И детьми! Если хочешь по-настоящему укрепить свое положение.

— Укрепить свое положение? Но ясновельможный отец только что доказал: союз со мной для царя Дмитрия — это союз с Польшей. Стало быть, расстаться со мной слишком рискованный и ничем неоправданный риск. На кого в таком случае ему останется опираться в этой бесконечной стране? А насчет царицы Марии Нагой мне не нужны сказки послов. В Московии до сих пор царицы не показывались на официальных приемах, где их можно было увидеть, а уж тем более рассмотреть. Единственная возможность видеть царицу — и то мельком — была в церкви. Но — туда не допускались люди иных конфессий. Значит, оставались те мгновения, когда царица садилась в возок или каптану, отправляясь на богомолье или в загородный дворец, но тогда послам было невместно смешиваться с толпой зевак, да на них и так все стали бы обращать внимание.

— Откуда ты все это знаешь, ваше величество? Это невероятно — ты осведомлена больше, чем те, кому довелось побывать в Москве.

— Ничего удивительного: читала, разговаривала со сведущими людьми.

— А, вот что значили приходы к тебе иезуитов!

— И их тоже. Я собираюсь не просто числиться царицей — я буду править. Вместе с Дмитрием или его руками. Он слишком влюблен в свою супругу, чтобы отказать мне в этом. Для начала. А дальше — дальше я справлюсь со всем сама. Ты говоришь, ясновельможный отец, царь Дмитрий обожает верховую езду и охоту, тем лучше — супруга не будет препятствовать ему заниматься всеми этими развлечениями.

— Ты много на себя берешь, тем более в такой азиатской стране. Да и как можно заниматься делами политическими без опыта, советчиков, когда никто тебя не знает. Не смеши отца, дочь!

— Мне жаль, что у ясновельможного отца это вызывает только смех. Король Зигмунт отнесся к моим мыслям иначе: он просил о переписке с ним и уверял, что будет ценить каждое написанное ему мною письмо.

— Король Зигмунт? Ты договорилась с ним об обмене письмами? Когда успела? И ничего не сказала мне?

— Зачем? Это королевские дела и королевские интересы, при всем моем дочернем почтении к ясновельможному отцу. И вообще, не знаю, каких обещаний вы добились от царя Дмитрия. Если надо, мы пересмотрим их с королем Зигмунтом.

— Правый Боже, и это моя дочь! Откуда у тебя столько самоуверенности? Ты еще не увидела Московии, не была в Москве!

— А что изменится от того, что увижу? Я собираюсь править ею из дворца, а не из этих погребенных под снегом деревень или городов, где главными остаются такие похожие друг на друга церкви.

— Да уж, надеюсь, и не с ратного поля.

— Почему же? Если будет нужда, я поеду в поход вместе с царем Дмитрием. Во всяком случае, неудобства походной жизни меня не остановят. Если только в моем присутствии возникнет политическая необходимость.

— Теперь понимаю, ты говорила с королем Зигмунтом в дни твоего венчания в Кракове. Никогда бы не подумал, что можно озаботиться во время свадебных торжеств такими делами.

— А не винными стаканами, хочет сказать ясновельможный отец.

— Да-да, не бокалами, роскошной трапезой и нарядами, которые ты, ваше королевское величество, помнится, без устали сменяла. Дамы не успевали рассмотреть один твой наряд, один набор драгоценностей, как панна млода появлялась в ином. Впрочем, кавалеры тоже не отрывали от Марины Мниппсувны глаз.

— От царицы Московской, явившейся между ними.

— Я думал, ваше королевское величество скажет о своей красоте.

— Не скажу. Не сейчас и никогда. Красота рядом с царским венцом слишком явно теряет свое значение. Среди обыкновенных шляхтянок выбирают ту, которая вызывает вожделение. Царица вызывает вожделение у каждого.

— Боже правый, ваше королевское величество, вы удивляете своего родителя все больше и больше. Ваши слова мне кажутся непристойными для девицы.

— Здесь нет девиц, ясновельможный пан отец. А в словах моих простой здравый смысл, который раскрыл передо мной патер Рангони.

— Ах, вон оно что. Прелат не обошел панны млодой своими уроками и наставлениями. Отсюда и твоя уверенность в себе, и знание дворцового обихода.

— Если возникнет необходимость, я смогу обратиться за советом и благословением…