Владислав Бахревский - Василий Шуйский

— Не уберегши царевича, прогневили мы Господа! — сказал митрополит Галасий, отслужа молебен по сгоревшим в огне.

Григорий Нагой на это огрызнулся:

— Не Бог Москву сжег, а люди. Пусть комиссия поедет в стольный град да поищет. И не того, кто поджигал, а того, кто велел поджигать. Небось Кремль и Китай-город целехоньки.

Снова ходил князь Василий на Волгу смотреть. Думал:

«Вот когда плачет раб Божий Иван, премного Негрозный у Господнего престола! Сатанинской неистовостью изничтожен корень великого древа великих русских князей. Последний корешочек сломлен… Но неужто Бог для Бориса приготовляет царство? Или Борис не кромешник опричинный? Или мало за ним тихих злодейств? Ничего ему не делается. Кругом счастлив. От Малютиной дочери дочка у него растет, сына Бог дал», — и вдруг пришло на ум: у брата Дмитрия от другой Малютиной дочери — приплода нет.

Князя Василия прошибло ледяным потом: а ведь у Шуйских-то — от пятерых — никого! Василисины детки не в счет. От Андрея — уж не будет…

На вечерне дал зарок перед иконой Богородицы:

— Вернусь из комиссии, пошлю сватов к Мстиславским.

Сказал: «комиссия» и почувствовал: мурашки под кафтаном сидят жабами.

Уезжал Шуйский в Углич из Москвы белокаменной, а воротился в Москву черную, как уголь.

«От Углича — уголь?» — с ужасом подумал князь Василий.

Хоть и черно было в Москве, но весело, топоры тюкали, будто со всего белого света слетелись дятлы дупла долбить.

Бориса Федоровича Годунова днем поминала Москва как ангела: кто ни попроси, что ни попроси — пожалуйста! Деньги, льготы, железо, работников. На свои собственные средства конюший строил сразу несколько улиц. О таком благодетеле грех не помолиться. Но приходила ночь, являлись в снах сгоревшие в огне, и, пробудившись от собственного крика, москвичи думали о Борисе иное. По его умыслу Москва зажжена! Хотел, чтоб люди забыли о зарезанном царевиче. Пустая затея: подумаешь об углях — Углич вспомнишь.

Русский человек к слову чуток.

От пожара не опомнились, явилась новая напасть — Казы-Гирей, хан Крымский. Не на Оку пришел — на Воробьевы горы, на зеленые луга.

Большой полк Годунов не решился взять себе, отдал Мстиславскому. Полк правой руки вел князь Никита Трубецкой, передовой — брат его Тимофей, сторожевой — князь Борис Канбулатович Черкасский, левой руки — князь Василий Карданукович Черкасский, Годунову же царь отдал свой царский полк — всех своих телохранителей, стряпчих, стольников. Охранять Кремль конюший доверил Дмитрию Шуйскому.

У Бориса была своя полевая Дума из шести человек: кравчий Александр Никитич Романов, окольничий Андрей Клешнин, казначей Деменша Черемисин, оружейничий Богдан Бельский. Бельский — воевода опытный, и Борис приблизил к себе старого своего товарища.

Сражение случилось на виду всей Москвы. Народ смотрел со стен.

Явила мужество немецкая пехота, показали умение пушкари. Воеводы укрывались от нападения за гуляй-городками, а потом ударяли разом на наседавших татар и многих поражали, брали в плен.

Царь Федор Иванович молился всю ночь и весь день. Утомившись, пообедал, поспал, пошел с дворецким Григорием Васильевичем Годуновым поглядеть с башни на сражение. Зевал, равнодушно озирая великое побоище. У доброго Григория Васильевича от вида множества убитых навернулись слезы на глаза, но царь сказал ему:

— Утрись! Завтра поганые убегут.

Июльские дни длинные, но благословенная ночь снизошла наконец на землю. Да только тьмы в ту ночь в Москве не было. Годунов приказал бить по татарам изо всех пушек.

Этот несмолкаемый грохот и огонь ужаснули Казы-Гирея. В сражении погибли два его царевича, множество мурз. Под утро хану сказали: русские воеводы с полками подкрались совсем близко, ждут света.

И хан побежал.

Его преследовали до Серпухова, гнали за Окой по степи.

Потом уже стало известно: в Бахчисарай Казы-Гирей приехал на телеге, один, с распухшей от раны рукой.

Москва торжествовала победу.

Стольник Иван Никитич Романов привез в Серпухов воеводам от царя Федора Ивановича поклон и спрашивал о здоровье.

Служба конюшего Бориса Годунова была названа «ругодивской». Князю Мстиславскому и конюшему царь пожаловал «золотой протуганский», иначе говоря — португальский, остальным воеводам золотые угорские и корабельники.

На пиру государь жаловал воевод многими милостями. Борис получил шубу с золотыми пуговицами в тысячу рублей, золотой Мамаев кубок, взятый на Куликовом поле, три города и титул Слуги.

Это был столь высокий и редкий титул, что во все прошлые великие княжения и царствования его носили трое.

В благодарение Господу за избавление Москвы от хана на месте битвы заложили и быстро построили Донской монастырь.

Страх нашествия забылся, пиры закончились, и поползли слухи: Годунов сам хана привел, чтоб забылась кровь невинного отрока, зарезанного в Угличе.

Слуга, конюший, ближний боярин, великий из великих, премудрый из премудрых, потерял голову от ярости. По городам, по весям послал он лютых палачей. По первому же доносу людям резали языки, рубили головы, вздергивали на виселицах.

Дошло дело до расправы и над Угличем.

Мамка Василиса Волохова получила от Годунова имение, а вот кормилице Ирине Тучковой отрезали язык. Отрезали языки доброй сотне угличан, целыми улицами и слободами угнали за Уральские горы, на речку Пелым.

Город Углич после следствия Шуйского да после расправы Годунова запустел на долгие годы.

Зато глава следственной комиссии боярин князь Василий Иванович Шуйский снова был в почете. Поехал воеводствовать в Новгород Великий. Его младшие братья Александр да Иван, придя в возраст, были возведены в боярское звание. Князя Александра пожаловали в начальники московского Судного приказа.

Уже в царствование Бориса Федоровича Годунова встречаем трогательную роспись воевод государева полка. Первый воевода князь Федор Иванович Мстиславский, второй — князь Василий Иванович Шуйский и далее — князь Дмитрий Иванович Шуйский, Степан Васильевич Годунов, Иван Васильевич Годунов, князь Александр да князь Иван Шуйские…

Другое удивительно! Когда князь Василий Иванович, переговоря с князем Мстиславским, собирался уж было сватов к нему посылать, вдруг примчались гонцы от конюшего: не сметь! По воле государя сестра Федора Ивановича Мстиславского посватана за князя Бориса Черкасского.

Пришлось смириться.

Бог смилостивился над царем Федором Ивановичем. Супруга его, царица Ирина, забеременела. Вся великая Русская земля молилась о счастье государя, и только один человек чернел день ото дня сердцем: Годунов.

Родилась девочка. Крестили ее 14 июня 1592 года, нарекли Феодосией.