Елена Арсеньева - Госпожа сочинительница

Однако вот какая однажды произошла история…

Катерина Романовна, родившая уже дочь Анастасию, вновь забеременела. Что делать, приходилось и в этом отдавать дань условностям! Однако она надеялась, что сделает из своих детей существа совершенные, а потому мирилась с необходимостью производить на свет потомство. Итак, она с часу на час ожидала разрешения от вторых родов. Как и подобает доброму супругу, Михаил Иванович отправился в Москву, дабы присутствовать при сем великом событии: рождении сына-первенца. Ведь все повивальные бабки предсказывали, что непременно, по всем приметам будет сын. А назвать его решено было Павлом — в честь отпрыска великого князя и великой княгини.

С выездом из Петербурга князь Михаил задержался — сопровождал Петра Федоровича и Екатерину Алексеевну в поездке в Ораниенбаум. При этом он простудился. Заметив, что Дашков непрестанно чихает и кашляет, великий князь приказал лечить его водкою, растирая наружные члены и непременно давая принимать огненное зелье внутрь. После сих растираний и принятий Михаил Иванович пришел в чрезвычайно веселое состояние духа, а поскольку не переставал лечиться и по пути из Петербурга в Москву, то прибыл в старую столицу в состоянии, весьма далеком от земных забот. Голова его была винными парами столь затуманена, что ему отчего-то возомнилось, будто едет он на званый вечер к тетке своей Новосильцевой. Туда и велел кучеру везти его.

Тетушка, увидав племянника мертвецки пьяным и выслушав бессвязный рассказ о поездке в Ораниенбаум, рассудила, что отпустить его в таком виде к жене, ожидающей разрешения от родов, будет просто глупо. И уложила его спать, послав, однако, известить мать Дашкова, что Мишенька жив и здоров, вот только ножки его, бедного, не держат, поскольку был удостоен слишком щедрых милостей великого князя и великой княгини.

Доклад сей, по несчастной случайности, подслушала Катерина Романовна…

Известно, что беременные женщины частенько мешаются в уме, тем паче — на самом пороге разрешения. Такое вот помешательство и содеялось с супругою князя Михаила: бог весть отчего она вообразила, что он болен и пребывает при смерти, только сие от нее тщательно скрывают. Тайно, с помощью запуганной ею повитухи, она выбралась из дому и поехала туда, где находился обожаемый супруг… Хоть князь Михаил не любил жены, а все ж ему лестно было потом вспоминать, с какими блуждающими очами явилась Катерина Романовна в его опочивальне, как вперила в него, лежащего в постели, взор, а потом грянулась в беспамятстве об пол… Ее едва успели отвезти в дом старшей княгини Дашковой, как она произвела на свет чаемого сына.

И все вздохнули с облегчением, поскольку роды прошли благополучно, несмотря на безумный поступок молодой княгини.

…Ах, боже мой, кто бы только знал, что содеялось с Катериной Романовной в то мгновение, когда она услышала эти отвратительные, постыдные слова: «Был удостоен щедрых милостей великой княгини…» Отчего-то упоминание о великом князе Катерина Романовна пропустила мимо ушей, попросту не расслышала. Да и то сказать — в голове толчками била кровь, в ушах шумело, мудрено ль не расслышать… Довольно того, что она умирала от скуки в Москве, не получая вестей от великой княгини Екатерины. Раньше думала, дескать, столь совершенное сочетание ума и красоты в одном лице невозможно. Однако при виде Екатерины Алексеевны поняла — возможно, ибо вот оно! И, конечно, сердце у нее едва не остановилось, когда она вообразила эту прекрасную, умную, печальную, обожаемую женщину (с первой минуты их встречи обожаемую!), сделавшуюся игрушкою этого глупца, этого смазливого и порочного человека — Дашкова! Супруга своего Катерина Романовна презирала до судорог, однако очень хорошо умела делать вид, будто испытывает к нему нежную привязанность. Она понимала, что от исполнения супружеских обязанностей женщине отвертеться невозможно, это все те же уступки общественным условностям, на которые надобно идти, пусть даже и скрипя зубами от отвращения (даже будущим императрицам приходится эти уступки делать!), но вообразить, будто небесный ангел Екатерина Алексеевна по доброй воле отдалась мужчине… животному…

Молодой княгине Дашковой немедленно нужно было убедиться, что сие ложь. Она не помнила, как убедила повитуху себя сопровождать, как добралась до дома Новосильцевой… И лишь только бросила взгляд на супруга, лежавшего в постели и делавшего неверные движения руками и ногами, лишь только увидела эти блуждающие, кровью налитые глаза, как поняла тем внутренним прозрением, которое дается женщинам, стоящим на пороге смерти (а она в то мгновение истинно была на пороге смерти от истощения нравственных и физических сил!): все ложь, все бред! Ничего не случилось дурного с Екатериною, она по-прежнему остается ангелом чистоты и идеалом фантазии, ее можно обожать с прежней нежностью, их с Катериной Романовной дружба нечистым мужским началом не запятнана!

Конечно, на ее бедную голову обрушились громы и молнии свекрови и мужа. Этот глупец возомнил, будто жена тревожилась о его здоровье! Катерина Романовна, несмотря на молодость, была достаточно умна, чтобы знать: мужчинами легко управлять с помощью их собственных заблуждений, а потому князя Михаила не разубеждала. Лежала в постели, отдыхая после родов, и продолжала воображать себе ту книгу, которую когда-нибудь напишет, — историю собственной жизни, и потихоньку хихикала, представляя, как умилит будущих читателей, изображая свою пылкую страсть к супругу…

«Не надо забывать, что для меня разлука с молодым мужем была верхом несчастья тем более, что я легко увлекалась всем и с трудом могла управлять своим чувством, живым и пылким от природы… Если только не увижу князя своими собственными глазами, то не переживу своих сомнений о его несчастье!» — вот что она напишет в книге. И все прочее в этом же роде.

А также она напишет, что охотно предавалась бы радостям простой сельской жизни в обществе только лишь обожаемого супруга и деточек, да вот беда — надобно ехать в Петербург, который никогда не казался ей хорош, мил и роскошен, а все в нем было одушевлено только ее, княгини Дашковой, собственной мыслью — о великой княгине Екатерине! Впрочем, нет. Таких интимностей допускать не стоит. О трепете сердца следует писать осторожно…

Катерина Романовна была безумно рада предстоящему переезду в Петербург. Она не сомневалась — она знала доподлинно, что великая княгиня несчастна в супружестве, а значит, нуждается в помощи Катерины Дашковой!

Вот откуда взялось это убеждение: среди Воронцовых и Дашковых Елизавета Романовна, фаворитка великого князя Петра Федоровича, с каждым днем пользовалась все большим уважением. Поскольку императрица Елизавета Петровна тяжело болела и вот-вот должна была отойти в мир иной, и никто не знал, какими переменами окажется чревато новое царствование (причудливый нрав наследника был хорошо известен!), рассчитывать приходилось только на любовницу будущего государя. Ходили уже слухи, будто Петр не скрывает отвращения к жене, намерен отправить ее в монастырь, заменив фавориткою, даже обвенчавшись с Воронцовой… Все, даже дядюшка-канцлер, искали теперь ее благосклонности. Все, кроме Катерины Романовны, которая сестрицу ненавидела именно из-за ее искренней одержимости этими животными — мужчинами …