Сергей Максимов - След грифона

– Ваше превосходительство, – продолжал Пепеляев. – Мы просто вынуждены начать борьбу! Томский совдеп собирается взять на учет всех офицеров, находящихся в городе. Цель такого учета, на мой взгляд, самая неблаговидная. Какие-то темные личности выясняют у моих соседей, кто ко мне приходит и что происходит у меня в доме. Я и к вам приехал переодевшись. Позор!

– У вас, подполковник, есть конкретный план действий? – прямо спросил Флуг.

– Конечно, – ни секунды не сомневаясь, ответил Пепеляев.

– Может быть, вы расскажете нам о своих грандиозных планах, господин подполковник? – уже не скрывая своей неприязни к Анатолию, поинтересовался Сумароков.

– План очевиден. Нужно захватить власть в городе. Арестовать совдеп. Сейчас местные большевики заняты формированием отрядов, которые они называют Красной гвардией. Пока они не представляют серьезной силы, но одного-двух месяцев им хватит, чтобы эту силу приобрести.

– То есть вы предлагаете военный переворот? – снова спросил уязвленный Сумароков.

– Именно так, – прямо ответил Пепеляев.

– Но кого вы будете представлять? Какую власть? Может быть, самоличную? – все больше раздражался Сумароков.

– Если вы, полковник, намекаете на наполеоновские замашки в моих высказываниях, то делаете это напрасно. Мне довольно власти над одним-двумя батальонами. Может быть, власти над полком. Но над полком боевым, в котором приказы не обсуждаются и ни о каком полковом комитете речей не ведется.

– Я не уполномочен давать вам никаких рекомендаций, господа, но думаю, что подполковник Пепеляев в главном прав: организованная военная сила сейчас важней всех разговоров.

– Анатолий Николаевич, – вмешался в разговор Адрианов, – а вы осознаете, что такими действиями начинаете Гражданскую войну?

– Она уже началась, Александр Васильевич. И поверьте мне, пощады в ней ни вам, ни мне не будет. Я уже видел всеобщее помутнение в солдатских умах. И это я! Да я молиться был готов на русского солдата! – горячо воскликнул Анатоль. – И что? Я еле ноги унес из своего полка. Больше я бегать не намерен!

Женщины находились в своем, совершенно отличном от мужского, восприятии окружающего мира. Они точно самой душой своей ощущали все то смятение, которое царило на просторах России. И если мужчины метались, бросаясь из крайности в крайность, то они как бы замерли в тревожном ожидании страшных перемен, терзаемые тревогой о судьбе близких людей.

Не так уж много осталось материальных свидетельств, устремлений и простых человеческих чувств, владевших людьми в далеком 1918 году на территории погибающей царской России. Время не раз и не два сметало в небытие как самих людей, так и их мысли и чувства, запечатленные на бумаге. В огне последовавших войн, в больших и малых переломах старого и нарождающегося нового печатное слово попадало под расстрельные статьи, а письма личного характера становились уликами.

«Милые тетушки, – писал из Ростова Суровцев, – ваш племянник согревает себя самыми теплыми мыслями о вас. Облик ваш, светлый и родной, помогает мне в самые тяжкие минуты. Очень много работаю. Верю, что не зря. Целуйте за меня мою нянюшку. И пусть мои душевные объятия дотянутся до вас, и пусть вы почувствуете всю мою нежность и любовь к вам, как я сам чувствую любовь вашу. Ваш Сережа. Ростов-на-Дону. 10 февраля 1918 года».

Если есть она, душа народа, то в душу эту вносили смущение самые различные высказывания со страниц революционных газет: «Пора вырезать под корень всех, чье происхождение является паразитическим по отношению к простому народу. Утопим их в их собственной крови!»

Со страниц редактируемой Адриановым «Сибирской жизни» звучали обвинения большевикам, «которые мнят себя спасителями Родины и революции. И в этом своем самомнении, – продолжал редактор Адрианов, – и теперь бросают на ветер слова злобы и ненависти, как будто их язык от самого их рождения не знал никаких иных слов и призывов; как будто вся Россия населена исключительно врагами, рвущими ее на части... Да где же, наконец, ваш разум и ваша совесть, если вы открыто призываете на гражданскую брань?

Какие уроки нужны еще для вас, чтоб наконец прозреть и остановить эту разрушительную работу?»

Александр Васильевич – наверное, единственный во всей стране – нашел нормальные человеческие слова для бывшего царя и его семьи: «Сибиряки должны с сочувствием и с пониманием отнестись к судьбе бывшего императора. Пусть гражданин Романов станет последним сосланным в Сибирь гражданином России».

Письмо Корнилова, о котором говорилось выше, в первой своей части содержало воспоминания о юнкерской юности генерала и о первых встречах с Потаниным. В остальном его и контрреволюционным-то не назовешь. Контрреволюция была в самом имени генерала. Но именно этому письму было суждено сыграть трагическую роль в судьбе самого Адрианова, который, нарушив все правила конспирации, желал сохранить этот автограф для истории. Письмо фигурировало в его деле как вещественное доказательство контрреволюционной деятельности и через семь с лишним десятков лет было опубликовано. Вот часть этого письма:

«О целях, преследуемых мной и той организацией, во главе которой я стою, Вам подробно сообщит податель сего Василий Егорович Флуг. Мы не принадлежим ни к одной определенной политической партии. Мы выступили под знаменем, под которым могут объединиться все русские люди, все, в ком не умерла еще любовь к родине, кому дороги ее честь и ее будущее и в ком не угасла еще надежда на вероятность спасения России от окончательного развала и немецкого ига. В. Е. Флуг будет представителем нашей организации для Сибири, которая по своему положению, своим естественным условиям и средствам имеет колоссальное значение для осуществления поставленных нами задач. Обращаюсь к Вам как к своему земляку, как к человеку, которого я всегда знал как горячего патриота, с покорнейшей просьбой: не откажите помочь В. Е. Фл. своими советами, указаниями, своим знанием края и тамошних людей. Искренне и глубоко уважающий Вас Л. Корнилов».

«Душа моя, Асенька! Из всех чувств, владеющих мной, только ожидание нашей встречи помогает жить. Скучаю несказанно! Люблю. Целую. Следуя твоим просьбам, заканчиваю стихотворным: