Николай Сергиевский - Семибоярщина

Началась зверская резня. Под заунывный перезвон колоколов, по обычаю вещавших о смерти «царя», улицы огласились неистовым, жалобным, стонущим воем несчастных татар.

К утру в Калуге не осталось в живых ни одного татарина.

Марина, вернувшись в покои, удовлетворенная блестящим осуществлением задуманного ею зверского дела, в порыве благодарности горячо прильнула к проводившему ее Заруцкому. Отпустив его, она пошла в спальню и прилегла на постель. Все тело ныло от усталости, но на душе было спокойно: она убедилась в преданности казаков и в том, что в случае необходимости они не выдадут ее, пойдут за «царицей» в огонь и в воду. Ближайшее будущее перестало казаться страшным.

Растянувшись с наслаждением на постели, Марина в полусне вспомнила о покойнике, забытом среди треволнений ночи. Подумала, что ради соблюдения приличия следовало бы ей наведаться в крестовую, где лежало на столе (за неимением пока гроба) обряженное в подобие царского одеяния тело «вора», над которым крестовый дьяк гнусаво читал Псалтырь в присутствии дневальных бояр, окольничих и стольников «царского» двора. Но не было сил подняться. Смыкались веки, клонила дрема.

Однако Марина не заснула: в ту ночь у нее родился сын.

Прошло несколько дней после памятного Матвею Парменычу разговора с боярином Цыплятевым в день похорон жены. Он не переставал тревожиться за свою участь и Наташи, ожидая каверзных действий со стороны Равулы Спиридоныча. Ходили к тому же слухи о загадочном ночном нападении, которому подверглись во время отъезда Дмитрия приспешники Цыплятева — Паук и «отцы-молодцы». Время стычки совпало с отъездом Дмитрия, и Матвей Парменыч нисколько не усомнился в истинном ее значении. Он понял, что это была засада, устроенная Цыплятевым, чтобы поймать или убить Дмитрия. Как узнал Мойсей, Паук и «отцы» сильно пострадали. О судьбе, постигшей Дмитрия, сведений пока не было, но в силу того, что нападавшие потерпели поражение, можно было предположить, что он отделался счастливо. И Матвей Парменыч решил, что неудачно устроенная Цыплятевым засада ускорит с его стороны месть. Поэтому, находясь в тревожном ожидании, он днем и ночью был начеку. Однако прошла неделя, и, к великому удивлению Матвея Парменыча, недруг ничем себя не проявлял, и старый боярин немного успокоился.

Тем временем домашняя жизнь стала после смерти Феодосии Панкратьевны входить в обычную колею. Наташа, примирившись с горем, принялась за домоправительство. Ободрился и сам Матвей Парменыч. С новой силой одолели его мысли и заботы о делах государственных, поглощенные за время болезни и кончины жены переживаниями личного горя. Запершись у себя в «комнате», старый боярин занялся усердным писанием таинственных грамот, иногда принимал немногих друзей-единомышленников или сам выезжал на короткое время повидаться с ними. В голове Матвея Парменыча зрели решения, и пока Цыплятев не схватил его, он торопился принять меры к их осуществлению.

Однажды поутру, запершись по обыкновению в «комнате», Матвей Парменыч занимался делами. После первой ночи спокойного крепкого сна он чувствовал себя особенно бодро. Сквозь слюду окна смотрело яркое зимнее солнце, играя на ледяных узорах и заливая комнату веселым светом. И так же светло было на душе у него. Он как бы предчувствовал какую-то радость. И под влиянием этого настроения работа спорилась.

Неожиданный оклик Мойсея за дверью прервал его мысли.

— Матвей Парменыч, выходи скорее! Гость дорогой пожаловал.

— Кто такой? — удивленно спросил он, отрываясь от работы.

— Отец Авраам, келарь Троицкий [85] Келарь — инок, заведующий хозяйством монастыря. .

— Господь с тобой, Мойсей! — быстро поднимаясь из-за стола, недоверчиво возразил Матвей Парменыч. — Не опознался ли? Отец Авраамий в посольстве под Смоленском.

— Не опознался, Матвей Парменыч. Отец Авраам у ворот в санях ждет. Спросить послал холопа — дома ли ты, боярин?

— Проси ж, проси отца келаря скорей! — заволновался Матвей Парменыч. — Ларивону скажи, к воротам бежал бы [86] При приезде почетного гостя встретить его к воротам посылались слуги во главе с дворецким, а в сенях встречал гостя сам хозяин. . Сейчас сам я выйду.

Матвей Парменыч торопливо вошел в соседнюю каморку, скинул там домашнее «холодильное» платье, надел темного цвета сарафанец [87] Сарафанец — длинная комнатная одежда в виде зипуна, камзола. и направился встречать гостя. Приезд его взволновал боярина. Радость была неожиданной: отец Авраам Палицын три месяца назад уехал в составе многочисленного посольства под Смоленск к королю Сигизмунду. Основная цель поездки представителей земли Русской во главе с митрополитом Филаретом заключалась в том, чтобы упросить Сигизмунда скорее отпустить на царство королевича Владислава, которому Москва целовала крест в августе. Им было поручено добиться от Сигизмунда согласия, чтобы королевич до венчания крестился в греческую веру, вступил в супружество с православной и в течение своего царствования не допускал в Московское государство учителей и проповедников латинской веры. Те, кто входил в состав посольства и отрицательно относился к избранию Владислава, сочли, однако, своей обязанностью отправиться для переговоров с Сигизмундом, чтобы по крайней мере добиться обращения королевича в православную веру. В числе тех, кто не хотел королевича, но поехал защищать интересы православия, был и друг Матвея Парменыча отец Авраамий, келарь Троицкой лавры, человек весьма образованный, выдающийся общественный деятель, прославившийся недавно во время защиты лавры (он оставил об этом блестящее по тому времени написанное сказание). Неожиданное возвращение Палицына в Москву, несомненно, было вызвано какими-либо знаменательными причинами. Радость свидания с ним увеличивалась для Матвея Парменыча уверенностью, что отец Авраамий, вероятно, хочет сообщить вести о его сыне Петре.

Встреченный дворецким Ларивоном у ворот, почетный гость подъехал к крыльцу. В то время как он, поддерживаемый под руки Ларивоном и Мойсеем, поднимался по ступеням, в сени вышел встречать его Матвей Парменыч.

Оставив из уважения к хозяину посох в сенях, сняв шапку и держа ее в руке вместе с платком [88] Обычай того времени. , которым он только что обтер заиндевевшую бороду, гость вошел в сопровождении хозяина в «горницу» [89] Горницей называлась гостиная. . Там он перекрестился на иконы, отвесил в их сторону, касаясь пальцами земли, три поясных поклона и обменялся поклонами с хозяином. После этого Матвей Парменыч благословился у отца Авраамия, затем они сердечно обнялись и поцеловали друг друга.