Николай Сергиевский - Семибоярщина

Теперь Москва могла уже вздохнуть свободно. 21 декабря повсеместно была разослана грамота, оповещавшая об окончательном очищении столицы. Повсюду на радостях служили благодарственные молебны, звонили в колокола, подъем духа был необычный. Собравшись на совет, воеводы решили послать в города новую грамоту, которая приглашала в Москву выборных лучших и разумных людей для избрания на царство государя всей землей. Когда в феврале выборные съехались, был установлен всеобщий трехдневный пост, служили молебны, церкви днем и ночью были полны народом; все молились о том, чтобы Бог умудрил выборных, вдохновил их на предстоящее важное дело, внушил имя избранника. «Да совершится сие от Бога, а не от человека» — таково было всеобщее желание.

Начались выборы. Намечалось имя Михаила Федоровича Романова. Народ сохранил благоговейную память о двоюродной бабке его, супруге Иоанна Грозного, добродетельной Анастасии Романовне и брате ее Никите Романовиче (Захарьине-Юрьеве), милосердном заступнике перед грозным царем за русский народ. Свежи были в памяти народной и тяжкие мучения, заточение и смерть, которым подверглись бояре Романовы — дяди юного Михаила — во дни гонений на них Бориса Годунова. Искреннее сожаление и вместе с тем чувство глубокой благодарности питал народ и к старшему брату их, митрополиту Филарету, который уехал в дни смуты в числе послов под Смоленск мужественно отстаивать интересы отечества, испытал лишения и поругания и переживал теперь тягость польского плена вдали от родины. Романовы во главе русского народа пережили ниспосланные им судьбой беды, постояли честно за русское дело, не склонили ради корысти и выгоды главы перед временщиками, достойное имя их окружалось ореолом доблести и мученического страдания; они сумели пронести свое имя незапятнанным через все испытания Смутного времени. Народ, знавший цену страданиям, любил Романовых как олицетворение чести и правды, своего страдания. Романовы были если не в родстве, то в свойстве с угасшим после Федора Иоанновича исконным славным царским Мономаховым родом. И взоры выборщиков, естественно, обратились на внука царицы Анастасии Романовны, на сына достойного митрополита Филарета. Снова мелькнуло было имя Василия Голицына, пошептались о Воротынском и других боярах, но имена эти проскочили и померкли перед бывшим у всех на устах именем Михаила Федоровича. Случилось любопытное явление: на второй день выборов какой-то галицкий дворянин подал Собору выборщиков лист с составленными им выписями, подтверждавшими родство Михаила с царем Федором Иоанновичем Вслед за ним поднялся, потрясая бумагой, какой-то донской атаман. Когда его спросили, что это за бумага, атаман ответил: «Грамота, подтверждающая природные права Михаила Федоровича». Правомочие юного Михаила занять московский престол подтверждалось разными соображениями и желанием всех городов и сословий, выраженным выборщиками. 7 февраля 1613 года Собор предварительно решил избрать Михаила Федоровича на царство, но окончательное решение этого вопроса отложил на две недели. 21 февраля, в первое воскресенье Великого поста, Михаил Федорович был единогласно провозглашен выборными всей земли царем, и когда посланные от Собора в присутствии несчетного количества народа всякого звания собрались на Красную площадь, когда настала минута избрания и на Лобное место взошли уполномоченные (рязанский архиепископ Феодорит, Авраамий Палицын, архимандрит Ново-Спасского монастыря Иосиф и боярин Василий Петрович Морозов), чтобы спросить народ, — раздался единогласный возглас, повторенный тысячами голосов:

— Михаил Федорович Романов будет царь-государь Московскому государству и всей Русской державе!

— Се быст по усмотрению всесильного Бога! — торжественно заключил с Лобного места Авраамий Палицын.

Тотчас после избрания в Успенском соборе, под ликующий перезвон колоколов, был отслужен молебен с провозглашением на ектиньи новонареченного царя Михаила Федоровича, затем народ во главе с боярами приводился к присяге, и Земский собор выбрал посольство для приглашения нового царя. В состав вошли рязанский архиепископ Феодорит, троице-сергиевский келарь Авраамий Палицын, затем два архимандрита, два соборных протопопа, бояре Ф. И. Шереметев и князь В. И. Бехтеяров-Ростовский, окольничий Ф. В. Головин, дьяк Иван Болотников, служилые люди разных чинов: стольники, стряпчие, дворяне московские, дьяки, жильцы, дворяне и дети боярские из городов, головы стрелецкие, гости, атаманы, казаки, стрельцы. Вместе с тем послали гонцов с грамотами во все города, которые извещали об избрании нового государя.

Послы, везя письменный наказ, приглашавший государя пожаловать в столицу, выехали из Москвы 2 марта, а 13-го во время вечерни посольство прибыло в расположенный близ Костромы Ипатьевский монастырь (построенный в XIV веке мурзою Четом, предком Бориса Годунова, и впоследствии перешедший во владение бояр Романовых), где тогда проживал шестнадцатилетний Михаил Федорович с матерью старицей Марфой (в миру Ксенией Ивановной Романовой, разлученной супругой митрополита Филарета — Федора Никитича Романова). Узнав о цели приезда посольства, старица Марфа просила послов пожаловать на следующий день.

Утром 14-го из города в Ипатьевский монастырь тронулось многолюдное шествие во главе с крестным ходом, несшим хоругви и иконы, и в числе их чтимую местную святыню — чудотворную Федоровскую икону Богородицы; посольство сопровождало духовенство, костромские воеводы и служилые люди, народ; женщины шли с детьми. Картина народного шествия была трогательная и величественная. Инокиня Марфа вышла с сыном встретить посольство за монастырские ворота; оба приложились к иконам, но выслушать послов отказались. С трудом упросило их духовенство проследовать в собор. Там был отслужен молебен, после которого послы произнесли по наказу, врученному им Земским собором, приветственную речь Михаилу Федоровичу, известили о состоявшемся избрании его на царство и приглашали приехать в Москву.

Юный боярин испугался неожиданно выпавшей на его долю высокой чести и того тяжкого бремени правления, той ответственности, которые возлагались на его молодые плечи. Испугалась за сына и инокиня Марфа и решительно отклонила приглашение послов. Избранный царем сын ее несовершеннолетен, неопытен, неискусен в делах правления, говорила она, а государство Московское полно смуты, всяких чинов люди измалодушествовались, отвыкли прямить своим государям, очернили себя изменами, государство вконец разорено, литовские люди вывезли царские сокровища, дворцовые села опустошены, служилые люди обнищали, содержать их и пополнить государевы обиходы нечем. «Мне, — заключила инокиня Марфа, — благословить сына на государство разве на погибель потому, что отец его Филарет-митрополит у Короля в Литве в великом притеснении; узнает король, что по прошению и по челобитью всего Московского государства сын стал царем, велит над отцом его какое-нибудь зло сделать». Послы возразили, что прошлые вины и провинности московских людей, объясняемые рознью, междоусобицей и другими различными причинами Смутного времени, в пример идти не могут; что нынче государь избран волею всего народа, который крест целовал в том, чтобы служить и прямить до смерти; что относительно митрополита Филарета тревожиться инокине Марфе не следует, так как вопрос о возвращении его уже предусмотрен Собором и к польскому королю отправлены послы с предложением отпустить митрополита в обмен на польских пленников.