Джейн Харрис - Наблюдения, или Любые приказы госпожи

К моему удивлению я также получила подарок от Гектора мешочек пармских фиалок, оказывается он запомнил что я их ела при первой нашей встрече на Большой дороге и еще тогда понял что я до них сильно охоча. Это было очень мило и заботливо с его стороны и мне стало ужасно неловко что я ничего для него не приготовила. В последнее время Гектор вел себя лучше прежнего, он ведь совсем еще мальчишка чего с него взять.

Позже днем миссус вызвала меня в гостиную и спросила не завела ли я привычку душиться. Нет мэм, ответила я. Ведь я и вправду не пользуюсь духами, только мой натуральный запах! Миссус подошла и понюхала мою шею и запястье, но ничего не учуяла и в великом волнении принялась ходить по комнате водя носом. Ужели ты не слышишь запах? спрашивает она. Я принюхалась но ничего не почувствовала. Нет мэм, говорю. А какой запах вы слышите? Жимолостный, говорит она. Я посмотрела на нее и спрашиваю, Разве господин Джеймс не подарил вам жимолостные духи на Рождество? Нет, говорит. Он не дарил мне никаких духов. Странно, говорю. Ведь мне вчера показалось будто от вас пахнет жимолостными духами, и я еще обратила на это внимание. Потому как обычно вы душитесь розовыми. Да, говорит она, розовым, маслом. Я не пользуюсь жимолостными духами. А потом она странно так на меня посмотрела и говорит, Но я знаю кто такими пользовался.

Кто же, мэм? спросила я, но она лишь потрясла головой.

Если ты вдруг почуешь где-нибудь в доме жимолостный дух, сразу доложи мне, говорит миссус. И немедля отведи меня туда. А потом она вышла из комнаты принюхиваясь к воздуху что твой охотничий пес. Я записываю это для памяти чтоб не забыть сообщить миссус если я вдруг снова услышу запах жимолости.

Четверг 31 декабря

Минувшей ночью нас опять беспокоит загадочные звуки и наутро я решилась обратиться к миссус с предложением. А предложила я подняться на чердак в дневное время и хорошенько обследовать все помещение. Чтобы удостовериться что там ничего нет и успокоиться. Ночью в темноте вечно мерещатся всякие разные ужасы. Но как знать может днем мы найдем гнездо грызунов нарушающих наш покой ну или дыру через которую они туда проникают. Господин Джеймс только посмеялся бы над нашей затеей, он не желает больше слышать никакой чепухи про призраков, вот почему мы подождали пока он ушел до вечера и только потом взяли два фонаря чтоб освещать темные углы и поднялись наверх. Миссус начала с одного конца чердака я с другого и мы тщательнейше обыскали все помещение. Никто из нас не обнаружил ничего необычного. Хотя я нашла старый дорожный сундучок который стоило бы осмотреть но когда я указала на него миссус она сказала не трогать его. Через десять минут мы встретились посередине чердака под слуховым окошком и подтвердили друг другу что так ничего и не нашли.

Именно тогда я случайно глянула вверх и заметила что на грязном окошенном стекле начерчены какие-то слова. Посмотрите, говорю я миссус, кто-то написал на окне. Мы обе встали на цыпочки чтоб разглядеть получше. Что там написано? спрашивает миссус. Мне не разобрать, говорит. Я напрягла глаза и стала читать вслух. Так написано что-то такое что-то такое Миледи. Погодите минутку, ага теперь вижу, там написано Помогите Мне Миледи.

И тут миссус грянулась на пол в обмороке, ноги у ней подкосились и она упала точно цветок срезанный серпом. Я попыталась привести бедняжку в чувство и стала звать на помощь но никто моих криков не услыхал, и мне пришлось самой снести ее вниз и уложить в постель. Где она и остается посейчас.

«И тут миссус грянулась на пол в обмороке».

Так я написала в своем дневнике. Поскольку предполагала, что позже госпожа по обыкновению прочитает мои записи, и хотела утаить от нее кое-какие обстоятельства.

На самом же деле тогда произошло нечто гораздо худшее, даже сейчас у меня мураши бегут по коже при одном воспоминании. Стоит мне закрыть глаза, и я мысленно оказываюсь там на чердаке, рядом с миссус.

Вот она. Раскрасневшаяся от энергических усилий, затраченных на поиски, она запрокинула голову и смотрит вверх. Прядь волос выбилась из прически и свисает на щеку с ямочкой. У меня волосы тоже растрепаны — а все потому, что я умудрилась попасть головой прямо в чертову паутину. Я со страха чуть из кожи не выпрыгнула, потом добрых десять минут трясла волосами, проверяя нет ли там паука, и до сих пор еще не отдышалась толком. По оконному стеклу тихо барабанит дождь. Мы с миссус обе поставили фонари на пол и стараемся подняться на цыпочки повыше, чтобы разглядеть начерченные чьим-то пальцем слова. Освещение плохое, и миссус подается ко мне, чтобы лучше видеть.

— Что там написано? — спрашивает она. — Я не вижу.

Я притворяюсь, будто не могу разобрать.

— Там написано что-то такое что-то такое Миледи, — говорю я. — Погодите минутку. Ага, теперь вижу. Там написано «Помогите Мне Миледи».

Миссус сдавленно ахает и стискивает мою руку над локтем. «Так овцы доверчиво тычутся носом в ладони скотозабойщика» (это не вслух произносится, это мне такая мысль приходит голову). Еще я думаю «ослабь хватку-то, мадам», поскольку мне кажется, что она просто испугалась и уцепилась за меня, чтоб удержаться на ногах. Сама же я продолжаю усердно разыгрывать спектакль и ошарашенно таращусь на «призраковы» письмена. Потом из горла миссус вырываются булькающие звуки. Сперва похоже, будто она просто откашливается, прочищает дыхательные пути. Но потом она начинает давиться и рыгать, как если бы ненароком проглотила паука или муху и теперь пытается отхаркнуть. Я поворачиваюсь к ней и вижу такое, что меня мороз по спине подирает. Она смотрит недвижным взором на слуховое окошко, но на лице у нее, вопреки моим ожиданиям, выражается не легкая тревога, а обморочный ужас, словно она находится во власти неведомой страшной силы, словно пребывает в кошмарном Трансе.

— Миссус? — зову я.

Она шлепает губами, но не произносит ни слова. Потом ее голова свешивается набок, язык вываливается изо рта и судорожно дергается, бульканье в горле переходит в рвотные спазмы, силы небесные, у нее конвульсии! Ее пальцы впиваются в мою руку, но она уже не сознает моего присутствия. Плечи у нее ходят ходуном, а хриплое горловое бульканье становится все громче, громче и наконец превращается в оглушительный, пронзительный визг, от которого у меня закладывает уши. На губах у нее вскипает пена, зрачки закатываются под лоб, и на самой высокой ноте истошного крика ее глаза вдруг широко распахиваются. С разверстым в вопле ртом она смотрит прямо на меня, смотрит диким остекленелым взглядом в мои выпученные от ужаса глаза. И все продолжает визжать. Звук проникает до самых моих костей, я ощущаю колотье по всему телу, словно она наэлектризовалась и пропускает сквозь меня электрические токи. Но мне никак не отцепить ее пальцы от своей руки, хоть ты тресни. Надо вырваться из ее хватки, может, тогда она угомонится. Но как? Сперва я собираюсь дать ей пощечину, но эта мера кажется недостаточно сильной, и потому вместо этого (да простит меня Бог) я со всей мочи бью миссус кулаком прямо в челюсть.