Георгий Андреевский - Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1920-1930 годы

В 1923 году поедание уличных голубей, наверное, можно было оправдать трудностями момента. Но время шло и объектом охоты все больше становилась подмосковная дичь. Даже не верится, что в довоенные, тридцатые, годы на охоту из Москвы можно было отправиться чуть ли не на трамвае. Недалеко от железнодорожной станции Кунцево (тогда она находилась в 11 километрах от Москвы) водились вальдшнепы и лисицы, а у станции Одинцово, кроме того, — тетерева и зайцы. В Люберцах водились бекасы и дупеля, в Химках и Малаховке — утки, а в Битце — куропатки, вальдшнепы и зайцы. Охотники ехали на охоту с собаками. Для них в железнодорожных кассах продавались специальные билеты.

Богаты были пригороды Москвы и рыбой. В Москве-реке плавали подусты, щуки, судаки и другая рыба, в реке Истре — голавли, щуки, окуни и шереспёры (жерехи), в Клязьме — лещи, налимы, язи, в Лопасне — окуни и лини, в Уче, в двух километрах от станции Болшево, водилась любая подмосковная рыба. Ловили москвичи рыбу также в прудах и озерах. В Кунцевских и Кусковских прудах, как, впрочем, и во многих других, ловили карасей, в Кузьминском пруду помимо карасей ловили окуней, ершей и плотву, из Святого озера в Косино тащили больших щук, а из Люблинского — линей и лещей. В прудах Кучина и Реутова водились раки. Ловить рыбу дозволялось удочками, сачками, перемётами с пятьюдесятью крючками, сетями и бреднями до 20 метров длиной да еще одной снастью, которая называлась «паук».

Животными, охоту на которых никто не осуждал, были мыши и крысы. Охотиться на них в одиночку москвичам было не под силу, поэтому в двадцатые годы существовали специальные отряды для борьбы с крысами, но и они особого успеха в этом деле не имели. На 1 апреля 1929 года крыс в Москве насчитывалось два с половиной миллиона, примерно по крысе на душу населения. Крысы заселяли в Москве 228 миллионов квадратных метров жилой площади, проще говоря, почти всю столицу. Размножались они со страшной быстротой, ведь за год крыса может произвести на свет 860 крысят! В 1930 году они сожрали продуктов в городе на 5 миллионов рублей! Крысы наглели. Они даже не стеснялись людей. Житель Москвы Смирнов с возмущением писал в московские «Известия» о том, что в вечернее время по витрине булочной 63 на Трубной улице бегают крысы. Если бы только там! В 1931 году Москва по количеству крыс занимала четвертое место в мире после Парижа, Лондона и Гамбурга. Москвичи заставали крыс на лестничной клетке, в уборной, на кухонном столе и т. д. Те, кто не хотел встречаться с ними, входя на кухню, громко топали перед дверью ногами, стучали по батарее отопления. Во всех московских квартирах жили кошки. На мышей они охотились, но крыс побаивались. В 1931 году Москва объявила крысам войну. Их стали травить по всему городу. В результате количество их снизилось до миллиона шестисот тысяч. Убитых крыс утилизировали. Из их зимних шкурок шили шубы — их мех напоминает выхухоль. На шубку уходило сто тридцать две крысы. Летняя крыса шла на пошив детской обуви. Специалисты утверждали, что ее кожа крепче искусственного шеврета, используемого для этой цели.

В неуравновешенность жизни общественной природа добавляла свою собственную неуравновешенность. В начале января 1925 года в городе так потеплело, что стаял снег и возобновилась езда на колесах. Потепление вызвало и нашествие на город невиданного количества мышей, а в конце февраля — «небывалый доселе, — как отмечала газета «Беднота», — прилет степных орлов». В те годы в лесах Московской губернии водились рыси, которые нападали на людей. Но самым страшным стало появление волков-людоедов. В Вятке, например, они набрасывались на людей прямо на улицах. В Москве до этого, конечно, не дошло, правда, на окраину города волки иногда забегали, ну а в Подмосковье они совсем обнаглели. В начале февраля 1926 года около Мытищ объявился какой-то бешеный волк. Он загрыз мужчину, разорвал на куски мальчика и покусал, кроме того, еще сорок человек.

Тогда за убийство волков стали давать премии: за волчицу — 20 рублей, за волка — 15, за волчонка — 5.

За убийство живого гуся не давали ничего. Это понятно: гусь — не волк, не съест, руку не откусит. Но бывают и исключения. Во дворе дома 14 по Проезжей улице, теперь это улица Лобачика в Сокольниках, один гусь напал на трехлетнюю Машу Савинкову. Он повалил ее на землю и стал бить крыльями. Когда подоспели люди, девочка была без сознания, ну а когда пришел врач, то и вовсе мертва.

Волки, рыси, злющий гусь — все это, конечно, страшно, однако доступно нашему воображению, хотя бы потому, что это звери и птицы нашей весьма средней полосы. Ну а что должен был думать и делать москвич, когда недалеко от станции Поварово Октябрьской железной дороги объявился тигр, да еще какой: большой, полосатый, зубастый? А главное, откуда он взялся в наших лесах?

А взялся он вот откуда. 29 мая 1929 года на поезде № 29 тигра везли из Москвы в Ленинград для того, чтобы обменять на жирафа. Везли его в клетке в сопровождении проводника. Когда поезд проехал Сходню, тот куда-то вышел. Тигр, заметив, что никто за ним не смотрит, сломал клетку и на полном ходу соскочил с поезда. Когда в поезде заметили прыжок хищника, то сообщили в Москву. Сообщение это сильно взволновало всю охотничью братию. Еще бы, могла ли кому-нибудь из наших «вольных стрелков» присниться такая добыча? На поезде и в автомобилях охотники разных клубов, кружков и обществ, возрастов и национальностей, роста и веса двинулись в Поварово. Но прекрасной охоты у них не получилось. Роскошного заморского зверя убили местные крестьяне. Его расстреляли почти в упор. Тигр не защищался, только рычал. Ведь был он не дикий и людей не боялся — в зоопарке его от них отделяла решетка.

За убийство тигра охотников наградили и сняли в кино. Москвичи видели их на экране и восторгались.

Все эти жуткие и даже малоправдоподобные истории будоражили фантазию москвичей, и без того издерганных жизнью. Чтобы хорошо работать, люди должны были высыпаться, а какой может быть сон, когда едят клопы и снятся кошмары?

Случалось, что потрясенные увиденным во сне люди совершали отчаянные поступки.

В ночь на 10 июня 1925 года из окна второго этажа выпрыгнул шофер Гладков, живший на Краснохолмской улице, а в ночь на 4 сентября того же года с третьего этажа выпрыгнул рабочий Осман Ерзин. Он жил в доме 2 по 3-му Краснопрудному переулку. И тому и другому приснились страшные сны. Живы они остались чудом, хотя и здорово покалечились.

А в ночь на 11 апреля 1928 года на Арбате раздался душераздирающий крик. Кричал мужчина, висевший на карнизе пятого этажа дома 10 (он стоял на углу Арбата и Годеинского, ныне Арбатского, переулка. Этот переулок соединяет Арбат с Новым Арбатом). Когда мужчину втащили в окно, то выяснилось, что он лунатик и на карниз вышел во сне, но неожиданно проснулся и, испугавшись, сорвался с подоконника.