Нина Молева - А. Г. Орлов-Чесменский

— Бог мой, вы так волнуетесь, канцлер, что ваша жизнь может оказаться на моей совести. Хорошо, я слушаю вас. Господа, не расходитесь — мы через минуту двинемся в путь.

— Государыня, его императорское величество просил передать, что он не поставит вам в вину ни вашего самовольного отъезда из Петергофа, на который вы не получили согласия вашего супруга, ни даже событий в Измайловском полку. Но при одном условии — что вы немедленно и с обычной своей свитой вернетесь в Петергофский дворец. Император готов заранее простить вас, лишь бы не вносить смуту в ряды армии и головы своих граждан. Подумайте, государыня, какие пагубные последствия может иметь подобный разброд. От себя скажу: он неизбежно повлечет за собой кровопролитие, вражду и обнищание государства. Не делайте этого, государыня, не делайте!

— Вы долго будете терпеть этот бред, ваше императорское величество? Вы не кажетесь себе просто смешным, Воронцов, перед лицом этих ликующих толп? Им не нужен ваш император, понимаете, не нужен, и не пытайтесь его навязать им вновь.

— Господин Орлов, или вы еще недостаточно опытны, или это входит в ваши расчеты. Но толпа перед дворцом и люди на улицах Петербурга — это еще не Россия. А России вы не объясните необходимость и пользу перемены законного монарха. Для России наш император — это прямой внук самого Великого Петра.

— Откуда вы взяли, канцлер, что народ разделяет ваш культ Великого Петра? Его правление обошлось слишком дорого, и народ не испытывает добрых чувств к вашему императору именно потому, что он решил наследовать многим чертам своего предка.

— Довольно, Алексей Григорьевич, здесь не время и не место для научных споров. Но я не сержусь на вас, Михайла Ларионович. Напротив. Меня трогает ваша верность присяге. Вы вправе сами делать выбор. Только скажите мне откровенно, как вы будете действовать в отношении императрицы Екатерины Второй? Если вы собираетесь с ней открыто враждовать, мне придется задержать вас под караулом. Если же вы ограничитесь своей внутренней позицией и подтвердите это своим честным словом, я сохраню вам полную свободу.

— О, государыня, я никогда и ни в чем не стану выступать против вас. В конце концов, оборот событий — рука Провидения. Если оно сделало свой выбор в вашу пользу, мне остается пожелать вам всяческих успехов и благополучия. Мне же разрешите воздержаться — пока, по крайней мере, — от присяги новой императрице.

— Дядюшка, вы губите себя!

— Катерина Романовна, у тебя свои жизненные позиции, у старого придворного свои. Я хочу сохранить уважение к самому себе.

— А я к вам, граф Воронцов. Ступайте с Богом домой и будьте покойны — вы под опекой императрицы.

— Что вы делаете, государыня! Отпустить на честное слово! Да что оно стоит, это честное слово придворной лисы?

— Алексей Григорьевич, если даже я ошибусь, это будет для меня выгоднее, чем привычная в таких ситуациях суровость монарха. Пусть Воронцов спокойно идет и всем говорит о либеральности новой монархини. Сила делает многое, добрая слава еще больше.

— И все-таки лучше проследить, чтобы старик не кинулся в Ораниенбаум. Пошлю своих ребят.

— А вот это совсем другое дело. И распорядись поставить кого-нибудь не слишком приметного на часах у дома канцлера. Как-никак он еще и отец Анны Михайловны, слишком близкой подруги нашей знаменитой Елизаветы Романовны.

— Дело, ваше императорское величество.

— Сколько же будет длиться поездка этого злосчастного канцлера? Сколько часов его нет, а тут пути-то кот наплакал. Что думаешь, Романовна, чего дядюшка твой мешкает?

— Разве что заслаб по дороге, государь, а так приедет, непременно приедет. Дай срок, государь.

— Я не разделяю вашего спокойствия, графиня. Графу Воронцову могли помешать самые что ни на есть непредвиденные обстоятельства вплоть до его задержания бунтовщиками.

— Задержание бунтовщиками? Моего канцлера? И вы полагаете, фельдмаршал, что моя сумасшедшая жена способна и на такое неуважение к императорской короне?

— Ваше императорское величество, сделав первый безумный шаг, ваша супруга вынуждена была бы сделать следующий. Как это говорится в пословице, семь бед — один ответ.

— Но если так, надо что-то, наверно, предпринимать. Дать команду моим голштинцам готовиться к обороне нашей крепости. Или… или мне следует выступить во главе них навстречу мятежникам.

— Но, ваше величество, существует и еще один дающий надежду путь: Нева и залив. Из Ораниенбаума рукой подать до Кронштадта, а там находится верная армия — ваша супруга наверняка не успела внести сумятицу в головы коменданта Нумерса и морских офицеров. Вот оттуда действительно удобно будет блокировать столицу и начать выступление против мятежников.

— Я как раз об этом сейчас и думал, мой верный Миних. Господа, мы немедленно садимся на галеру и плывем в Кронштадт. Галера не сможет вместить всех. Надо решить, кто именно поедет со мной. Конечно, ты, Гудович, конечно, князь Александр Михайлович…

— Государь, неужели вы могли подумать, что ваша Романовна оставит вас в такую минуту? Никогда. И, конечно, с нами поедет графиня Анна Михайловна. Если отцу почему-то не удалось выполнить свою миссию, дочь заменит его. И еще…

— Нет, нет, графиня, это не парти де плезир. Присутствие дам помешает нашим действиям. Достаточно вас и вашей подруги. Вы распорядились с галерой, Миних?

— Она ждет вас, ваше императорское величество.

— И не забудьте поднять мой императорский штандарт. Кронштадт должен подготовиться к торжественной встрече.

— Ваше императорское величество, у нас еще остался Кронштадт. Императору туда слишком просто попасть, укрепиться в гарнизоне и на флоте. А тогда междоусобная война станет неизбежной.

— Я подумала об этом, Алексей Григорьевич. Думаю, туда следует послать верного человека.

— Я готов направиться туда.

— Благодарю вас, мой друг. Но ваше слово вряд ли окажется достаточно убедительным для моряков.

— Да уж, гвардейцы никогда не водили дружбы с флотскими.

— Вот видите, Алексей Григорьевич, ваш брат согласен со мной. Мы поступим так. Иван Лукьянович, не согласились ли бы вы принять на себя подобную миссию. Я понимаю, она небезопасна, и если вы откажетесь от нее, я не буду держать обиды на вас.

— Талызина?

— С какой стати, государыня?

— Мои дорогие Орловы, вам придется и впредь сталкиваться с независимостью суждений императрицы.

— Но нам никогда не приходилось видеть вице-адмирала среди ваших сторонников, зато он всегда пользовался расположением покойной императрицы. Разве не так?