Юрий Щеглов - Победоносцев: Вернопреданный

— Вся русская жизнь — в духовном капкане. Три клейма, три заразы подчинили нас всех: спорить с левыми — черносотенство, спорить с молодежью — охранительство, спорить с евреями — антисемитизм. И так вынуждают не только без борьбы, но даже без спора, без возражений отдать Россию…»

Кто вынуждает — неясно, можно только догадываться. Кому, как не Александру Солженицыну знать, кто такой генерал Нечволодов и что он из себя представляет. Полковнику Воротынцеву тоже не мешало бы это ощутить. Ни слова и о пресловутом Сергее Нилусе, ни звука о Вагнере, оглушительное молчание о деяниях Пржецлавских и так далее…

Таким образом, даже неспециальный анализ текста показывает значительные и, как мне кажется, намеренные не пробелы, а провалы.

Но возвратимся к Константину Петровичу.

И все-таки, повторяю, столь неприличное отношение к части подданных императора со стороны обер-прокурора и члена Комитета министров, ее истории и культуре — предмет будущего психологического исследования, которое, по моему мнению, прольет свет на природу антисемитизма, ведь Константин Петрович великолепно знал историю и христианства, и иудаизма, и положение евреев в России, и отношение к ним со стороны католической и протестантской церквей и правительственных отечественных установлений. Что же касается революционной проблематики в еврейской жизни, то стоит здесь привести фрагмент из книги Александра Рафаиловича Кугеля, знаменитого театрального деятеля, скончавшегося при советской власти в 1928 году. Вот о чем он повествует в давно не переиздававшихся мемуарах «Листья с дерева». После выхода в свет манифеста 17 октября 1905 года, то есть за два дня до лицейской годовщины и выхода в отставку Константина Петровича, граф Витте, которого самого слухи объявляли евреем, во что и раньше поверить было довольно трудно, но, что известно совершенно точно, имевший жену крещеную еврейку — урожденную Хотимскую, пригласил к себе целый ряд известных людей еврейского происхождения, каковые, разумеется, принадлежали отнюдь не к революционизированным слоям населения, и предложил им… прекратить экстремистские выступления и борьбу с правительством, обещающим в скором времени ввести конституцию. Присутствующие изумились и задали графу и председателю Комитета министров, чуть ли не ежедневно бывавшему у императора Николая II с докладом, вопрос, как практически это сделать. Ведь евреи в революции не участвуют — во всяком случае те, кто находился на приеме у Витте. Разъяренный таким запирательством, граф довольно грубо их оборвал:

— Не играйте в наивность. Напишите в «Alliance Israelité» и объясните, что в дальнейшем революция может не улучшить, а только ухудшить положение евреев.

В дальней перспективе Витте оказался прав. Александр Рафаилович подчеркивает, что с таким обращением к евреям из имущих классов выступил человек выдающийся и достаточно хорошо информированный. Он также задает риторический вопрос: «Что же должны говорить другие?» Есть и не менее удивляющие сведения об отношении Витте к евреям в период первой русской революции. Он якобы просил одного из газетных магнатов, Нотовича, «дать ему передышку». Все эти и подобные вряд ли мифические сюжеты вынуждают повторить вопрос Кугеля: «Что же должны говорить другие?» — если Витте полагал: еврейство как целое и революция нераздельны.

Неужели Витте набирался мудрости у профессора Московской духовной академии Никиты Петровича Гилярова-Платонова, который внедрил ставшую впоследствии знаменитой формулу о двух полюсах еврейства, столь популярную сейчас в известных кругах: космополитический капитал Ротшильда неразрывно связан с космополитическим союзом Маркса. В самое бурное время после виттевского манифеста Константин Петрович издавал книги этого знатока герменевтики [47] Герменевтика — традиция и способы толкования многозначных или не поддающихся уточнению текстов. и учения о вероисповеданиях, ереси и расколах. Почитайте сборник статей «Вопросы веры и церкви» или «Еврейский вопрос в России», к изданию которых были прямо причастны Константин Петрович и князь Шаховской, чтобы прийти в ужас от темных намеков и недвусмысленных высказываний хотя бы по поводу ритуальных убийств, послуживших фундаментом для изворотливых словоизвержений прокурора Виппера на киевском процессе Бейлиса.

Замечательный законник, знаток различных судебных систем, один из авторов юридических реформ не постыдился выставить свою фамилию на обложке книги Гилярова-Платонова, где легко можно обнаружить такие слова: «Наш просвещенный век гнушается этим обвинением, находя в нем остаток средневековой, фанатической ненависти к евреям…» — и далее: «Но, с другой стороны, как и отвергать решительно и притом не только обвинейие против скопцов, но даже обвинение против евреев. Несмотря на всю ученую защиту, прочитывая перечень случаев, положим, опровергнутых, по-видимому, о пропавших христианских мальчиках, спрашиваешь невольно: но отчего же это обвинение держится так упорно? Отчего оно во всех веках и во всех странах, не сносившихся между собою, повторяется с одинаковыми подробностями? И выводишь заключение: что-нибудь есть. Конечно, это не догмат еврейского вероучения, но зверское суеверие массы, и притом ослепленной ненавистью. Мы признаем изуверство в религиозных гонителях — отчего не может проявляться того же изуверства, и с тем же зверством, и в гонимых за веру?»

Да это же просто отрывок из позорной прокурорской речи Виппера! Это его иезуитское выкручивание и вычерчивание восьмерок спустя без малого двадцать лет!

В необъятном и только отчасти доступном мне наследии Константина Петровича я ничего подобного его руки не читал, но он, как мы видим, давал дорогу псевдонаучным заявлениям, не обрывал площадную иезуитскую риторику. Более того, в достославных отчетах своих он поддерживал нижеследующий образ мыслей, выдавая их за фактически обоснованные. Вот какие характерные выражения легко найти у Гилярова-Платонова, которые посчитал уместным издавать под личным штемпелем накануне горькой отставки обер-прокурор.

Евреи у многих вызывают отвращение. Но не вера и язык причина. На Украине готовы молиться об избавлении своих местностей от нашествия евреев. Евреи — саранча. Производителен ли еврейский труд и обогащает ли он страну или истощает? «Мы не просим рассуждать о причинах и приводить извинения, — продолжает Гиляров-Платонов. — Они хорошо известны и выучены наизусть; требуется засвидетельствование факта или его опровержение, но опровержение тоже фактическое. Нечего и говорить, искать оплодотворяющей силы еврейского труда будет труд напрасный. А если так, то отвращение к евреям в неевреях не скажем законно, но оно понятно и извинительно».