Юрий Щеглов - Победоносцев: Вернопреданный

Разумеется, шинкарство — язва тамошней и тогдашней жизни, но только ли евреи виноваты были в происходящем?

Сложный клубок противоречий в западных епархиях требовал особого внимания. Забвение русским крестьянством народных идеалов давало евреям возможность организовать сеть шинков и корчем. Сейчас уже нелепо определять степень вины, например иноверных помещиков, сдававших шинки в аренду евреям и в то же время перекрывавших им доступ к другой экономической и, в частности, сельскохозяйственной деятельности. Много порчи происходило и от фабричной жизни. Во всяком случае, в отчете констатировалось тяжелое неблагополучие в обширных районах, пораженных сектантством, алкоголизмом и почти поголовной неграмотностью.

Отчет довольно подробно освещал положение в целом ряде миссий — Киргизской, Тобольской, Алтайской, Забайкальской, Чукотской, Камчатской, Пекинской и Японской. В первых трех инородцы страдали от страшного пьянства, хотя там не было сети шинков, характерной для западных епархий. Зато широко было распространено воровство. А какую борьбу церковь вела против супружеского сожития по степным обычаям! Внушения оказывали мало влияния. Лень, апатия — обычные болезненные явления в тех краях.

Вот вкратце еще ряд проблем, которые волновали Константина Петровича при составлении этого отчета, не отбрасывавшего в сторону и мельчайших деталей быта. Ну, например, доброкачественность лампадного масла и восковых свечей. Воспрещение продажи и выделки церезиновых свечей в форме свечей церковных. Роль частных предприятий. Плохой воск. Огарки…

В 1888 году для более успешного изучения студентами Священного Писания, библейской истории и других богословских наук Святейший синод разрешил ввести обязательное изучение еврейского языка для студентов первого курса духовных академий!

А странно будто бы после сказанного!

Константин Петрович медленно перелистывал том, впиваясь взглядом в каждую дорогую ему страницу. Он, казалось, стремился отразить в отчетах разные стороны церковной жизни. Удостаивание ученых степеней… Состояние академических библиотек… Командировки… Путешествия… Стипендии… За всем стояли тысячи людей, их жизни, их служение православию. Тот, кто внимательно, спустя годы, прочтет созданное обер-прокурором, измерит внутренним взором выкладки и колонки цифр, не останется равнодушным к этому колоссальному и еще не освоенному потомками труду.

Интересующийся финансовым положением церкви получит искомое в полной мере, узнает при желании о ходе дел в церковно-приходских школах и школах грамоты, наткнется на любопытнейшие детали, например на сообщение астраханского преосвященного о том, что безграмотные родители учились у детей своих грамоте и молитвам. Константин Петрович никогда не скрывал ошибок и пороков в преподавании, отметив особо неудовлетворительную постановку обучения церковно-славянскому чтению. В отчете он еще раз подчеркнул значение церковного пения и необходимость обратить внимание на качество подготовки учителей.

Как обер-прокурор и член Комитета министров он сделал вывод, который не под силу было сделать многим главам отечественных ведомств и во времена империи, и в советскую бестолковую эпоху. Его часто упрекали в недобросовестности, цензуровании материалов и прочих намеренных упущениях, но он никогда не пытался выгородить ни себя, ни ведомство, которое возглавлял. Сейчас, у шкафа, обеспокоенный какой-то совестливой мыслью, он довольно громко прочел вслух два абзаца:

— «Если народное образование будет идти таким же шагом, каким шло и теперь идет, то православная Россия еще в течение долгого времени не достигнет всенародного распространения грамотности и будет возрастать в невежестве!»

Да, в невежестве! Это надо признать!

— «Изыскание способов к материальному обеспечению церковно-приходской школы является делом настоятельной необходимости».

Сколько раз он убеждал и Бунге, и Витте, и самого императора-Миротворца уравновесить средства Святейшего синода и Министерства народного просвещения! И что же он получал в ответ? Только Витте пошел навстречу с открытым сердцем и кошельком. А чем это завершилось?

Он жил в тяжелейшее время — такого лихолетья на Руси еще не существовало. Закалывали кинжалами, подкладывали и швыряли бомбы, стреляли из пистолета за пределами отечества. Убивать убивали и из-за угла тоже, разбойничали на дорогах, в лесах и ущельях, но среди бела дня при всем честном народе, не считаясь со случайными прохожими, — нет! Вообще для России индивидуальный террор не был характерным явлением. Чтобы начальство рвать на куски — боже упаси! Для России привычны кровавые бунты, мятежи, восстания, дворцовые перевороты, сопровождавшиеся смертоубийством, и дворцовые революции, тоже сопровождавшиеся смертоубийством. Представители верховной власти, Божьи помазанники у нас гибли точно так, как и в других странах, но чтобы этаким манером, как нынче, — никогда! Он был законник, юрист, правовед по призванию, один из немногих, кто знал европейское право, один из немногих, кто имел понятие о значении исторического подхода к предмету исследования, особенно такому, как право, один из немногих, для кого религия, мораль и нравственность находились в тесной связи с судебным разбирательством. «Какую же надобно мне занять позицию?» — спрашивал он сам себя в минуты тягостных сомнений.

Сорок лет назад, за год до выстрела Каракозова, убили американского президента Линкольна. Но это был, в общем, единичный выстрел. Каракозов открыл эпоху настоящей пальбы, которая очень быстро уступила место или, что вернее, была дополнена метательными снарядами. Император спросил Каракозова:

— Кто ты? И за что покушался на мои дни?

Компания, которая вскоре собралась в III отделении, смотрела на раздетого догола Каракозова с величайшим удивлением. Обер-полицеймейстер генерал-майор Анненков узнал о происшествии последним, обедая в Английском клубе. Каково?! Монарх в Летнем саду, а обер-полицеймейстер поедает ростбиф! Шефа жандармов князя Долгорукова вызвали нарочным, а прибыв, он осмотрел и расспросил Каракозова, не переставая поражаться. И сразу решили — поляк! Очень удивились, когда достоверно выяснилось, что — русский! И православный! Не может быть! Оказалось, что может быть, и не только это! Думали, что дальше декабристских дискуссий о цареубийстве дело не пошло и не пойдет. Императора Николая I никто не трогал, но там на страже стоял Бенкендорф. Ездил рядом на сиденье в карете, с заряженным пистолетом. Тоже не бог весть что, но все-таки! И вся эта чепуха — после бомбы Орсини в Париже! За десять без малого лет не очухались! Какой-то Буташевич-Петрашевскйй выискался! А следствие как проводилось?! Комедия! Даже Муравьев — вроде бы опытный человек — воскликнул: