Дэвид Эберсхоф - 19-я жена

Четыре недели тому назад я взял для своей проповеди тему «Как я дошел до этого?». Перед аудиторией тысячи в две человек я говорил о дорогах, которые мы выбираем, и об их значении. Я напомнил о пионерах-первопоселенцах, пересекавших равнины в сорок седьмом и сорок восьмом годах, и о тысячах эмигрантов, последовавших потом за ними на кораблях, на лошадях, пешком, чтобы прийти в наш Сион — Зайон. «Каждый из вас, — говорил я, — будь это мужчина, женщина или ребенок, пришел к Богу, однако путь каждого был отличен от пути другого, и так оно и должно быть». Я просил моих последователей без боязни обратить внимание на этот вопрос в своих молитвах. Как я дошел до того, до чего дошел? И действительно, с тех самых пор, когда бы я ни встретил Святых на улице, многие говорят мне, что уделяют значительное время размышлениям над этим вопросом.

Значит, и я должен поразмыслить над этим.

После отступничества Энн Элизы началась долгая судебная битва. Однако все то время, что она длилась, мне казалось, что Энн Элиза в своих публичных заявлениях смешивает две стороны одной медали. Она утверждает, что в моем изобильном семействе, с таким количеством жен и детей, она никогда не была мне настоящей женой. Если это так, пусть женщина жалуется. Однако в то же время она требует от меня крупную сумму в качестве алиментов. Если так, пусть женщина жалуется. Но в соответствии с ее собственной логикой вместе того и другого просто не может быть. Либо она была моей женой и я должен удовлетворить ее иск, либо она не была моей женой и я ничего ей не должен. Мои адвокаты, добропорядочные люди, возможно слишком готовые мне угодить, разъяснили мне, что по федеральному закону она никогда не являлась моей женой. Гражданские суды, с таким презрением относящиеся к нашим брачным обычаям, никогда не удовлетворят ее иск об алиментах. Так определилась наша стратегия поведения в суде: Энн Элиза Янг никогда не была мне женой. Моей любовницей, моей наперсницей — да, но не женой. Мои адвокаты — это они первыми назвали ее «шлюхой для общения»: постыдная вспышка враждебности, но довольно безвредная по сравнению с тем, какие обвинения она выплескивала в мой адрес.

Много месяцев мои адвокаты представляли свои аргументы. Человек, которого наняла Энн Элиза, некий судья Хейган, на самом деле никогда по-настоящему не имел в виду ее интересы. По правде говоря, я не очень много внимания уделял этому процессу: у меня было очень много других дел, требовавших моей заботы. Признаюсь, я поэтому был совершенно поражен, когда 25 февраля этого года судья Маккин постановил, что я должен выплачивать Энн Элизе Янг алименты в сумме пятисот долларов ежемесячно начиная с 10 марта, в ином случае мне придется отвечать за неуважение к суду. Когда я прочел постановление суда, я помню, что подумал — это блеф, пустая угроза. Правительство Соединенных Штатов приказывает мне платить алименты девятнадцатой жене?! Это означало бы, что они считают моих жен законными во всех смыслах этого слова. Это означало бы приятие многоженства. Я знал, что такого не могло произойти, так что я разорвал постановление суда на мелкие кусочки и бросил в камин.

Сегодня утром, чуть позже девяти, помощник судебного исполнителя Соединенных Штатов А. К. Смит, скромный, добросовестный человек, чьи медные пуговицы сияли, словно маленькие солнца, явился в Дом-Улей с ордером на мой арест. Мои верные люди: брат Адам на посту у ворот, брат Калеб у дверей, брат Орсон и брат Герман в моем кабинете — каждый из них попытался воспрепятствовать аресту. Но Смит явился при оружии — с заверенными документами, и я сказал моим людям, что мы должны всегда с уважением относиться к силе закона и к его величию.

«Листок бумаги с письменным изложением воли закона есть оружие более мощное, чем ружье, — разъяснил я им. — И да будет так».

Утро выдалось холодным и ветреным, ветер швырял твердые, мелкие снежинки в оконные стекла. В тот момент, как явился помощник судебного исполнителя, я планировал отправку спасателей к жителям Большого Коттонвуда. Вчерашний снегопад и тот снег, что выпал накануне, вызвали сход лавин в каньоне, от Равнины до Хижины Дикобраза, завалив каньон почти пятидесятифутовым слоем снега, перекрыв речку и дорогу на протяжении целой мили. Мы не знали, сколько несчастных оказалось под снегом — погибших, посиневших от холода и вмерзших в лед или еще живых и ожидающих спасения. Мои люди вместе со мной организовывали спасательные группы для отправки туда, когда помощник исполнителя вошел ко мне в кабинет.

Он сказал, что мы должны явиться в суд, но дал мне время, необходимое для того, чтобы подписать утренние письма и документы. Ему было приказано доставить меня незамедлительно, но он добрый человек и понимает, что каждый, будь он король или плут, должен покончить с делами, прежде чем покинет свой дом. Я облачился в плащ и шляпу, привесил к жилету часы и попрощался с моими людьми. Я велел им продолжать дело со спасателями, а обо мне не беспокоиться. В прихожей, уже покидая Улей, я увидел сестру Мэри Энн. Она почти равна мне годами, закалена постоянной рутинной работой и с подозрением относится ко всем Немормонам, называя их Вавилонянами. Она отказывается здороваться с теми, кто не исповедует нашу веру, будь перед нею хоть сам президент Грант, если вдруг, как она говорит, ему вздумается к нам пожаловать. Когда она увидела помощника исполнителя, вид у нее стал такой, будто она сейчас схватит свой пистолет в одну руку, ведро в другую и погонит его прочь из дома так же бесстрашно, как гоняет крыс из сада. Я сказал моей доброй жене, чтобы она успокоилась и помолилась.

В десять часов мы вошли в зал заседаний Третьего районного суда, и помощник исполнителя усадил меня в кресло на восточной стороне зала. На это зрелище собралось так много народу — моих сторонников и моих врагов, — что в зале осталось только одно свободное место — для меня, если не считать кресло самого судьи Маккина. Среди моих сторонников было много моих сыновей и зятьев, они сидели в ряду, возглавляемом Хайрамом Клоусоном; там были члены «Легиона Нову», некоторые из них теперь даже старше меня, плечи у них согнулись под тяжестью добрых воспоминаний о прежних днях; явились Епископы из разных мест, Старейшины и другие доброжелатели и капитан Купер из шляпного отдела коопа, который прямо перед началом процедуры выкрикнул: «Поднимайтесь все в Зайоне за нашего Пророка Бригама Янга!»

Судья Маккин утихомирил зал заседаний с помощью своего сердитого молотка.

При каждом ударе его колотушки судья бросал на меня взгляд, полный неприкрытого презрения. Откуда идет его враждебность к нашей вере, мне неизвестно. Правда, недавняя публикация мемуара Энн Элизы осквернила мою репутацию во многих частях нашей страны. Мне говорили, что книга разошлась более чем в ста тысячах экземпляров, отправляя издателя обратно к печатному станку три или четыре раза. Неужели существуют сто тысяч мужчин и женщин, которых интересуют Святые? Если бы только они прочли нашу Книгу, а не ее! А теперь ко многим людям знание о нашей Церкви приходит от ее пера. Я не читал книгу «Девятнадцатая жена», но она здесь, со мной, на случай если мне понадобится ее компания. Однако, надеюсь, до этого не дойдет.