Дэвид Эберсхоф - 19-я жена

— Понял. Очень смешно. Ну ты меня и развел на секундочку. Ха-ха. — Он опять замолк. — Погоди-ка, ты что, хочешь сказать, что ты всамделе гомик?

— Только потому, что ты сам об этом заговорил.

Он выхватил из штанов трехдюймовый кухонный нож и приставил к моей груди.

— Только тронь меня — я тебя прикончу.

Я понимал: он это не всерьез. Одним неспешным движением я забрал нож из мальчишьей руки.

— Что ты намерен с ним делать?

— Защищаться от извращуков вроде тебя.

— Выкатывайся из моего фургона.

— Пидор стебаный!

Он отщелкнул пояс, толчком открыл дверь и высунул наружу одну ногу. Мальчишка был так мал, что его ступня болталась в нескольких футах от асфальта. Но он не спрыгнул.

— Убирайся вон!

— Да пошел ты!.. — Но тут вот какая штука: это он произнес почти ласково. И остался сидеть, лицо его все как-то сморщилось, будто сломалось. — Я думал, ты крутой.

— Это ты ведешь себя не как крутой.

Он подвинулся чуть ближе к краю сиденья, но все не прыгал наружу.

— Слушай, я останусь с тобой на эту ночь, только ты должен обещать мне, что ко мне не притронешься.

— Малыш, а ну-ка, вон из моего фургона!

— Но почему?

— Потому что ты попросил тебя подвезти, а теперь обзываешь меня всякими нехорошими словами. А я больше не терплю ничего подобного. Потому и покончил с этими местами сто лет тому назад.

Малыш втянул ногу обратно в машину:

— Погоди минутку, ты чего, разве не тут живешь?

— Не-а.

— А тогда что ты тут делаешь?

— Долго рассказывать.

— Ты что, типа удрал отсюда или еще что? — Он захлопнул дверь, и лампочка в потолке погасла.

Тут я сообразил, в чем дело.

— А сам ты оттуда, откуда я подумал, да? — спросил я.

— Угу. — Мальчишка подтянул коленки к груди. — А трудно было справляться в одиночку? Я хочу сказать — посмотреть на тебя, так ты теперь просто богач. У тебя вон и телефон, и фургон имеются.

— Я не богач.

— А для меня — богач.

— Ты сказал, тебя Джонни зовут?

Он энергично закивал.

— Хочешь поесть чего-нибудь?

— Целиком и полностью. Только можно мне мой ножик обратно?

Через двадцать минут мы стояли перед Шевроном с пакетом разогретых в микроволновке буррито [36] Буррито — маисовая лепешка с начинкой из мяса, сыра или бобов. в руках, поглощая их одну за другой.

— Теперь я знаю, кто ты, — сказал Джонни. — Только напомни мне, за что тебя вышвырнули.

— Застали наедине с одной из моих сводных сестер. А тебя за что?

— А я рок-группу слушал, «Киллеров», знаешь такую? И диск-то вовсе не мой был, а брата. Но поймали меня. А мне эти «Киллеры» и не нравятся даже.

Это не было истинной причиной. Они там отделываются от мальчишек, чтобы уменьшить конкуренцию. Когда молодых парней вокруг нет, старики могут всех девчонок к рукам прибрать.

Я вручил Джонни последнюю лепешку.

— А как ты здесь-то очутился?

— Меня сюда два Апостола привезли. Самая страшная ночь в моей жизни. Я все глаза выплакал, а они сидели впереди и делали вид, будто меня там вовсе нет. А я все спрашивал: за что вы со мной так поступаете? Я же еще маленький! Как мне жить одному? Только они со мной даже говорить не стали. Я всю дорогу на их шеи смотрел. Хотел им головы поотрезать. Был бы у меня нож получше, так бы и сделал. Потом они меня оставили на парковке у Пайонир-Лоджа.

— Когда это было?

— Полгода назад.

— И что ты с тех пор тут делаешь?

— Болтаюсь туда-сюда. Какое-то время жил в одном из бараков Батт-Хатс, потом отправился в Вегас. Только там мне не больно понравилось, так что я обратно сюда вернулся.

— А нож?

— Это мамин. Я его из кухни взял. У меня только одна ее вещь и есть. Смотри — она свое имя на бумажке написала и приклеила к ручке.

Джонни с гордостью показал мне надпись. Нескладными письменными буквами синего цвета на бумажке значилось «Тина». Его матери, скорее всего, и тридцати еще нет.

— Сделай мне одолжение — будь с ним поосторожнее.

Потом мы смотрели, как подъезжают к Шеврону машины, заправляются, водители забегают внутрь за сигаретами и визином. [37] Визин — глазные капли для снятия усталости глаз и улучшения остроты зрения.

— А твоя мать вроде как в тюрьме, нет разве?

— А тебе откуда это известно?

— Так про это всем уже известно.

— Это не ее рук дело. Все считают, что это она, а она этого не делала.

Джонни приканчивал пакет картофельных чипсов, вытряхивая из него остатки прямо себе в рот.

— Когда я услышал о том, что случилось, я не так уж сильно удивился, — произнес он. — Там у них сейчас что-то странное творится. Что-то все время случается. Всякие слухи там ходили, перед тем как я уехал.

— Что за слухи?

— Типа мы все переезжаем в Техас, или в Мехико, или еще куда. А еще всякая муть про твоего отца.

— Какая муть?

— Ну, не знаю. Слухи про то, что он вроде хотел вместо Пророка стать. Всамделе-то я всего не знаю, просто слышал, что такое говорят. И еще всякое. Потому и не удивился, что его убили.

Я ничего не сказал. То ли малыш наслушался всякого дерьма, то ли и вправду знал что-то. Мы болтались по Шеврону примерно полчаса, пока менеджер не сказал нам, что хватит. Но он вежливо с нами обошелся, просто объяснил, что полиция следит за порядком на парковке и мы должны отъехать.

Я повернулся к Джонни:

— Куда?

— Это тебе решать.

— Давай поедем в Снежный каньон. Я знаю местечко, где можно припарковаться на ночь. Там должно быть прохладно.

— О'кей. Только никаких таких штучек.

— Вали отсюда.

— Шутка! Я думал, вы, геи, люди веселые, должны чувство юмора иметь! [38] Гей ( англ. gay) — как прилагательное означает «веселый, радостный, беспечный».

Мы выехали на шоссе 18. Дорога была темна, светила лишь луна да звезды. Джонни заснул, прислонившись головой к окну и открыв рот. Когда я припарковался, он покрутил головой из стороны в сторону, пробормотал что-то и снова заснул. Вот так, спящий, он и правда казался совсем маленьким. Трудно было представить себе, что хоть кто-то с бьющимся в груди сердцем может бросить Джонни. Я поднял его и переложил на футон. Укрыл простыней и свернул фуфайку — положить ему под голову вместо подушки. Лег позади него, закинув руки за голову. Электра свернулась между нами. Я не чувствовал себя усталым и долго смотрел на потолок фургона. Джонни похрапывал. Вовсе не громко, издавая лишь что-то вроде тихонького пыхтенья. Детишки не шумят во сне. Я размышлял о том, чем займусь с утра. Что Джонни известно на самом деле? Я долго думал об этом, потом погрузился в неглубокий сон.

Теперь, после того, как я описала религиозное обращение моей матери — Элизабет и отца — Чонси, а также их несгибаемую преданность Джозефу Смиту, рассказала об ужасах бойни в Хонз-Милле и долгом переходе из штата Миссури в Иллинойс; изложила, возможно слишком откровенно, историю подъема Нову и описала мир и покой, какой Святые обрели в этом городе; представив все это тебе, мой Терпеливый Читатель, я перейду теперь к сюжету, который, несомненно, с самого начала и привлек тебя к этим страницам. Это доктрина небесного брака, иными словами — многоженство.