Юрий Щеглов - Бенкендорф. Сиятельный жандарм

Маршал принял Винценгероде стоя, не предложив кресла.

— Я писал, маршал, что хотел бы вступить с вами в переговоры по поводу слухов, дошедших до меня, о готовящемся разрушении древней русской святыни — Кремля, — сказал Винценгероде. — Я не верю, что подобный замысел может родиться в головах всегда бывших великодушными французов.

— А вам-то что за дело до русских святынь? Вы и о своих-то не сумели позаботиться, — ответил довольно грубо и презрительно Мортье.

После всего, что произошло, язык рыцарской вежливости утратил какое-либо значение. Но Винценгероде пропустил хамство мимо ушей.

— Я предупреждаю вас, маршал, в ультимативной форме, что если Кремль пострадает, то за него будете отвечать…

— Это все ерунда, барон. Вы попали в плен не по недоразумению, а по собственной глупости и желанию выслужиться перед русскими. Вы даже не взяли трубача, что свидетельствует о пренебрежении к установленным международным нормам. Вот что я хотел вам заметить об истинном положении, в которым вы очутились.

В тот момент вошел адъютант маршала барон Сикар и доложил, что один из сопровождавших Винценгероде казаков бежал, а другой убит, тяжело перед тем ранив конвоировавшего гвардейца.

— А! — воскликнул Мортье. — Вот каких парламентеров посылают к нам русские! И вы меня еще смеете упрекать в коварстве?! — обратился к Винценгероде маршал.

— Вы поступили вероломно, и это лишь ответ на ваше вероломство.

— Зер гут! — улыбнулся едко Мортье. — Я отправлю курьера к императору Наполеону. Его дело решить ваш жребий. А между тем пожалуйте шпагу и извольте идти за бароном Сикаром. Он укажет назначенное для вас помещение.

Винценгероде свели во двор, посадили в коляску и повезли медленно к Арсеналу, окруженного толпой солдат молодой гвардии, которые осыпали пленника вульгарной бранью.

— О, вот так птичка попалась нам!

— Скоро мы тебя заставим взлететь на воздух! — крикнул гвардеец, намекая на близящийся взрыв.

— Он не взлетит. Дерьма в животе много.

«Дело плохо» — мелькнуло у Винценгероде. Они действительно готовят взрыв. Глупость французов поразила его. Разрушение Кремля и святынь доведет русских до озверения. Они просто повесят Наполеона за ноги.

Пока все это происходило в Кремле, бежавший сотник Кремнев доложил Бенкендорфу, что Винценгероде обманом взяли в плен на Тверской неподалеку от губернаторского дома. Бенкендорф тут же отправил графа Орлова-Денисова с драматическим сообщением к Кутузову. Главнокомандующий возмутился и незамедлительно велел сообщить Мортье через аванпост, что за покушение на жизнь Винценгероде ответят все французские генералы, в плену находящиеся. Бенкендорф незамедлительно составил письмо и сам позаботился о незамедлительной его передаче.

По настроению встретившего его драгунского капитана Анри Бойе Бенкендорф понял, что надеяться на скорейшее освобождение Винценгероде нельзя. Бойе был предупредителен, но дал понять, что император Наполеон разочарован поведением русских и готов на крайние меры: война так война! Вряд ли он пощадит Кремль. Крест с Ивана Великого давно снят.

— Сударь, — сказал Бенкендорф, — я хорошо понимаю вас и как военный вам сочувствую, но мне придется еще больше вам посочувствовать, если письмо маршалу Мортье задержится с доставкой хотя бы на минуту. Отныне и вы берете на себя — пусть невольно — ответственность за жизнь и здоровье генерал-адъютанта Винценгероде и целостность Кремля. Вы неосторожно назвали свою фамилию, и вас найдут, даже если вы сбежите в Америку. Впрочем, я не хотел вас обидеть, а лишь предупредить.

— Я не в претензии к вам, полковник, — ответил драгун. — Вы выполняете свой долг. Позвольте, я выполню свой.

К вечеру, в чем был определенный расчет, Винценгероде привели к Наполеону. Он находился в Чудовом монастыре — резиденции самого надежного маршала — Даву. Не посчитавшись ни с чем, Даву распорядился выбросить престол и водрузить на его место походную кровать. Под ней стоял ночной горшок. С ночными горшками у французов вообще случилась заминка. Для Наполеона тоже искали новый ночной горшок, который русские баре и их обслуга называли «ночной вазой». Прежний горшок потеряли после пожара в Кремле, не успели вывезти в Петровский дворец. Мелочи, мелочи, а сколько волнений! И кто выручил?! Как всегда — Дюрок.

Наполеон сидел за небольшим столиком, на котором белела серебряная чернильница с открытой крышкой. Колеблющиеся блики от одной-единственной церковной свечи еле разгоняли колеблющийся сумрак.

— О, наконец-то вы мне попались! — вскричал Наполеон, потрясая в воздухе кулаками. — Да еще со своим адъютантом. Вас я расстреляю как изменника. Вы подданный Рейнского союза, который состоит со мной в договорных отношениях. Я вас расстреляю, и вам на сей раз не помогут никакие уловки. Вы бездельник, и вы шатаетесь из страны в страну, науськивая на меня всю самую отвратительную придворную чернь! Вы, Фуль, Гарденберг, Витгенштейн, Виртембергский и прочие предатели. Я с вас спущу шкуру!

Наполеон вскочил на ноги и в ярости зашагал от стены к стене.

— Но теперь вы попались и ответите за всех. Я вас отправлю в Париж и буду возить по улицам в клетке.

Вошел Дюрок и подал императору пакет. Винценгероде, оглушенный гневным шквалом, молчал, не воспользовавшись паузой. Он знал корсиканца и знал, что он способен выполнить угрозу. Наполеон разорвал пакет и, склонив голову, как ворона, к источнику света, мгновенно пробежал бумагу.

— Это не тот ли Бенкендорф, который был адъютантом Толстого в Париже?

— Да, сир! Он разбойничает в окрестностях Москвы. Мы несколько раз пытались захватить его. Но уходил, бестия!

— Еще один бездельник! Хотя хороший кавалерист. Вы, Винценгероде, я вижу, собрали вокруг себя миленькую компанию. Постыдились бы иметь дело с Иловайским! Ведь казаки — это нечисть, позор мира! Платов пьяница и разбойник. Как вам не стыдно?!

— Мне, ваше величество, не стыдно. Казаки — русские и отличные воины.

— Русские?! Где вы видели русских? Дюрок, вы видели или слышали что-нибудь о русских?! Барклай! Витгенштейн! Дурак Фуль! А чего стоит один Беннигсен! Этот убийца, этот наемник английских толстосумов! Бенкендорф! Да еще «фон»! Фон Бенкендорф! Какая подпись размашистая! Впрочем, что с вами говорить — вы не лучше, нет, вы хуже всех! И я вас расстреляю. Каналья! Где этот Нарышкин, о котором пишет Бенкендорф? Этот шпион, этот похититель французской собственности!

Дюрок приоткрыл дверь, и гренадер втолкнул Нарышкина. Винценгероде не хотел, чтобы корсиканец обрушил потоки брани на молодого и достаточно чувствительного офицера.

— Ваше величество, — упредил он императора, совершая отвлекающий маневр и вызывая огонь на себя, — я состою на службе государя, и мне не к лицу выслушивать оскорбления, которые задевают его величество.