Роберт Стивенсон - Сент-Ив (Пер. Чистяковой-Вэр)

Я посмотрел на камень; на нем виднелись следы высеченного герба. В моей голове промелькнула странная мысль: этот человек сильно походил на мистера Робби по описанию Флоры; любовь к геральдике могла служить доказательством, что это он сам и есть. Для меня было бы необычайным счастьем завязать неофициальное знакомство с адвокатом, к которому на следующий же день мне предстояло явиться с рассказом о погонщиках; мне было нужно понравиться ему. Я тоже нагнулся.

— Полоса… — сказал я. — Вообще напоминает герб Дугласа, правда?

— Да, сэр, напоминает, вы правы, напоминает, — сказал он, — хотя герб без красок и до такой степени истерт и избит, что судить очень трудно. Однако позвольте заметить, сэр, что я крайне удивлен, встретив в наш век упадка человека с такими знаниями.

— О, в молодости мне сообщил много интересных сведений один старик, друг моей семьи и мой воспитатель, — ответил я. — Но я забыл многое впоследствии. Не хочу, чтобы вы, сэр, ошиблись во мне и сочли меня знатоком в геральдике. Я просто невежественный любитель…

— Скромность не вредит даже знатокам геральдики, — любезно возразил мой собеседник.

Словом, мы пошли вместе, разговаривая очень любезным образом. Так прошли мы остаток большей дороги, предместье и часть улиц нового города, молчаливого и пустынного, как город мертвых. Лавки были заперты; не проехало ни одного экипажа; одни кошки играли на залитой солнцем мостовой. Звук наших шагов и голосов отдавался в спокойных домах. Эдинбург вполне погрузился в свое странное еженедельное оцепенение; передо мной был апофеоз воскресного дня. Сознаюсь, картина дышала величием, хотя ей не хватало веселости. Немногие религиозные службы способны производить более глубокое впечатление. Мы, разговаривая, шли вдоль пустынного города, и вдруг со всех сторон раздались звуки колоколов. Улицы наполнились благочестивыми людьми, спешившими в церковь.

— Ага, — произнес мой спутник, — звонят. Вы не из числа жителей Эдинбурга, поэтому я сведу вас в церковь моего прихода. Не знаю, знакомо ли вам шотландское богослужение, если нет, я позабочусь о вас. Доктор Генри Грей из церкви Святой Марии — один из лучших наших проповедников.

Предложение моего незнакомого знакомца сильно смутило меня. Я не приготовился к подобному риску; множество людей совершенно равнодушно прошли бы мимо меня по улице, самое большее взглянув в мое лицо раза два; но те же люди, видя меня неподвижно сидевшим на скамейке в церкви, непременно стали бы внимательно присматриваться к лицу, показавшемуся им знакомым, и в конце концов узнали бы меня. Какой-нибудь один несчастный поворот головы мог привлечь внимание того или другого из прежних посетителей Эдинбургской крепости. «Кто это? — подумал бы он. — Без сомнения, я видел его когда-то». И по окончании службы он, по всей вероятности узнал бы меня. Несмотря на все это, я поблагодарил моего предупредительного друга и отдал себя в его распоряжение.

Теперь мы направились в северо-восточную часть города. Мы проходили через приветливые предместья; наконец я увидел довольно красивую новую церковь значительных размеров. Вскоре я уже сидел рядом с моим милосердным самаритянином, и на меня смотрело множество угрожающих глаз. Сначала опасения заставляли меня быть настороже, но затем, уверив себя, что бояться нечего, что, по всей вероятности, служба не ознаменуется арестом французского шпиона, я стал слушать доктора Грея.

Когда мое испытание окончилось и мы встали с наших мест, моего спутника окружили его знакомые; я с удовольствием слышал, что они, обращаясь к нему, называли его, как я и ожидал, мистером Робби.

Как только мы выбрались из толпы, я поклонился и спросил:

— Мистер Робби?

— Он самый, — был ответ.

— Адвокат, если не ошибаюсь?

— Именно.

— Очевидно, сама судьба решила, что мы должны познакомиться! — заметил я. — В моем кармане лежит карточка, которую поверенный моей семьи дал мне для передачи вам. Расставаясь со мной, он просил меня поклониться вам от него и попросить у вас извинения за то, что он таким нецеремонным образом рекомендует вам меня.

И я подал ему карточку Ромэна.

— А, мой старый друг Даниэль! — сказал Робби, взглянув на карточку. — Как он поживает?

Я дал благоприятный ответ.

— Ну, это действительно странная случайность, — продолжал Робби, — так как мы встретились (к моему удовольствию), то нам лучше всего продолжать наше знакомство. Позвольте мне предложить вам закусить между утренней и вечерней службами, и распить со мной бутылочку, запечатанную моей любимой зеленой печатью. Мы наедине потолковали бы о гербах, мистер Дьюси (так я еще раньше называл себя в разговоре с моим спутником, надеясь, что он тоже скажет мне свою фамилию),

— Простите, сэр, — заметил я, — если я не ошибаюсь, вы приглашаете меня к вам в дом?

— Именно, — ответил он. — Мы, шотландцы, считаемся людьми гостеприимными, и я желал попросить вас к себе.

— Мистер Робби, — ответил я, — позвольте мне воспользоваться вашим гостеприимством когда-нибудь в другой раз, но не сегодня. Надеюсь, вы не поймете моих слов в превратном смысле. Я явился в Эдинбург по совершенно особому делу. До тех пор, пока вы не выслушаете моего рассказа, и даже пока это дело не придет к концу, мне все будет казаться, что я обманом вошел в ваш дом.

— Хорошо, хорошо, — проговорил Робби с несколько менее горячим увлечением. — Как вам угодно, хотя вряд ли вы говорили бы таким образом, если бы на вашей совести лежало обвинение в убийстве. В убытке — я. Мне придется одиноко сидеть за столом. Грустно человеку, привыкшему к обществу, сидеть перед кружкой кларета, обдумывая свою будущую речь! Но вернемся к вопросу о деле! Если оно важно, то, вероятно, им следует заняться, не откладывая его в долгий ящик?

— Да, сэр.

— Итак, поговорим о нем завтра, в половине девятого утра, — сказал он. — Надеюсь, когда вы выскажетесь (вам делает честь, что вы до такой степени горячо относитесь к беспокоющему вас делу), вы не откажетесь закусить со мной, а при случае и выпить моего вина. У вас есть мой адрес? — прибавил адвокат и сказал мне, где он живет, а этого-то мне и было нужно.

Наконец подле Йоркской площади мы разошлись, обменявшись любезностями, и я направился в свою квартиру в Сент-Джемс-сквер, пробираясь через толпы людей, возвращавшихся из церкви.

Кого же я нагнал недалеко от дома? Мою квартирную хозяйку в строгом великолепном платье и ее добычу — Роулея, в шляпе, украшенной кокардой, и в сапогах с отворотами. Говоря о том, что Роулей попался в когти нашей хозяйке, я, конечно, выражаюсь только метафорически. Он с серьезным видом и крайне почтительно вел ее под руку; я поднялся на лестницу сзади их, невольно улыбаясь про себя.