Юрий Щеглов - Малюта Скуратов. Вельможный кат

Да, встреча получилась нерадостной. Висковатов, не убоявшись Иоаннова гнева, громким голосом сразу заявил:

— Негоже, пресветлый государь, людишек своих преданных на смерть отчаянную обрекать. Сколько погублено храбрых воевод и бояр! Сколько посадских мучительную смерть приняло от твоих опричников. Зачем Малюту с Грязным да с Ловчиковым и Зайцевым натравливаешь на послушных слуг престола? Кровопийцы первыми тебя один на один с врагом бросят. Опричные воевать не хотят, живота за тебя не положат.

На резкие слова, которым трудно подобрать настоящее определение, царь вначале отвечал спокойно, еще, видно, не решив судьбу братьев Висковатовых.

— Ты изменников, Иван Михайлович, защищаешь. Грешно! И напрасно опричных охаиваешь. Малюта по моему повелению дела вершит. И вершит хорошо! О России заботу имеет. А ты с турком о чем договаривался? Чужой вере способствовал. Крымскому царю родину продал!

Иоанн повторял обвинения опричников — Малюты и Грязного, которые все более захватывали контроль не только над сыскным ведомством, но и над дипломатическим. Малюта чувствовал, что сыск и разведка в сочетании с возможностью влиять на решение международных проблем и отношения с иностранными державами сделают его для Иоанна незаменимым. Но путь к Посольскому приказу преграждал старый ненавистник опричнины и известный за рубежом талантами и обширными знаниями Иван Висковатов. Когда Третьяка Малюта взял в застенок и начал усердно пытать, то брат не остался в стороне. Сплошь и рядом родственники не вмешивались в судьбу тех, кого постиг Иоаннов гнев. Мужья не протестовали, когда жен их ловили на улицах и привозили в дворцовую опочивальню, а потом отдавали на потеху опричникам. Кремлевские преторианцы, давно уверовав в абсолютную безнаказанность, вламывались в дома, избивали до смерти и холопов и хозяев, вытворяя прочие бесчинства и заранее зная, что им ничего не угрожает.

Иван Висковатов царя молил и разных бояр, ведущих дознание, убеждал, что на брата напраслину возвели и что по единому доносу негоже осуждать невиновного. Следователи обязаны доказывать преступление, а не заподозренный должен оправдывать себя.

— Не умничай, Иван Михайлович, — заткнул рот печатнику Малюта. — Коли трое кивают на твоего брата — тут уж ничего не попишешь.

И Малюта подумал: как ты-то сам выкручиваться умудришься?

Против Висковатова улик накопилось, по мнению опричных, предостаточно. А успехи дипломатического ведомства — пустое. Царя везде боятся — вот и все успехи. Сильный любой стране волю навяжет, а слабого слушать не пожелают, будь он и семи пядей во лбу. Царь — сильный, вот послов его и уважают.

Судьба Третьяка была напрямую связана с долгой беседой Иоанна и Висковатова после возвращения опричного войска из Новгорода и Пскова. Не поостерегся тогда печатник. Куда подевался живой и изворотливый ум?! А Малюта сразу сообразил, что участь Висковатовых незавидна. Царь слов на ветер не пускает. Он Висковатова честно предупреждал и не однажды:

— Я вас еще не истребил, а едва только начал. Но я постараюсь всех вас искоренить, чтобы и памяти вашей не осталось. Надеюсь, что смогу это сделать, а если дело дойдет до крайности, и Бог меня накажет, и я буду принужден упасть ниц перед моим врагом, то я скорее уступил бы ему в чем-либо великом, лишь бы не стать посмешищем для вас, моих холопов!

И даже после этих откровенных речей Иван Михайлович не угомонился, а продолжал приставать ко многим, радея о судьбе брата. Глупец! В Кремль ездил по-прежнему, в Посольской избе чужеземных гостей привечал да кваском холодненьким потчевал, Третьяка хвалил и вину его наотрез отрицал. С надменным казначеем Никитой Фуниковым секретно беседовал, и Фуников через сестру свою — жену князя Афанасия Вяземского — пытался помочь приятелю. А Вяземский сам на волоске висел! Иоанн ему обидное обвинение в Опричной думе в лицо швырнул:

— Ты, князь, медленно налоги из земщины выбиваешь. Не нарочно ли вред нам наносишь? Измена кругом, а ты дьяков да подьячих на что нацеливаешь?

— На выяснение истины, пресветлый государь!

— Истины? А что есть истина? — засмеялся царь.

Ну, ладно! Любуйся собой, князек, мелькнуло у Малюты, любуйся. Перечь царю, перечь. Когда Вяземский о Третьяке ему заикнулся, Малюта отрубил:

— Много на себя, князь, берешь! Облегчить недолго. А кому облегчить — ты подумал? За царева недоброхота и государственного преступника просишь. Смотри не промахнись! — И, чтобы побольше уязвить, добавил: — С родичем своим Никиткой целуешься, а казна государева тощает.

Третьяка Малюта особенно безжалостно мучил, предвкушая тот час, когда и старший брат угодит в застенок. Недолго оставалось ждать. И действительно. В первых числах июля царь кликнул Малюту и велел:

— Арестовать Висковатова и Фуникова!

Теперь печальная участь князя Вяземского не вызывала сомнений. Если Фуников погибнет, Вяземскому не уцелеть. Как там сложится — не важно! Доносчик всегда отыщется. Главное — между Малютой и царем образовалось наконец свободное пространство, ничьи тени там не лежат. Ежели еще невесту государю найти из близкого рода, то светлое будущее детям Малютиным уготовано. Скоро свадьбу дочери Марии с Борисом Годуновым на Берсеневке сыграем, потомство, даст Бог, пойдет, зеленая поросль вокруг зашумит, и фамилия Скуратовых-Бельских на целый свет прославится. Многое за последним повелением царя стояло, ко многому дорожку торило. Третьяку Висковатову за все не заплатить. Нынче черед Ивана Михайловича наступает. Ему суждено расплатиться и за прошлое и за настоящее.

Чтобы окончательно сломить сопротивление бояр, Иоанн решил казнить одного из самых ярких представителей рода Оболенских, занимавших в земщине завидное место. Выбор пал на князя Петра Семеновича Оболенского-Серебряного. Этот отважный воевода имел крупные заслуги перед русской державой. Когда планы захвата татарской твердыни начали осуществляться, он выполнил приказ Иоанна идти изгоном на казанский посад. Явившись внезапно перед ним, как повествует летопись, он побил много людей, и живых побрал, и полону русского много отполонил. Между тем сам Иоанн возвратился в Кремль, испытав горечь неудачи. Князь Серебряный принимал участие и в других сражениях. Вместе с покойным князем Александром Борисовичем Горбатым-Шуйским он разгромил конное и пешее войско татарского военачальника князя Япанчи, преследовал бегущих пятнадцать верст и взял более трехсот пленных. Во время событий в Полоцке князь Петр Семенович отличился вместе с храбрым братом Василием и остался там воеводой. Триумвират в Полоцке состоял из двух представителей рода Оболенских и знаменитого воина князя Петра Ивановича Шуйского. Незадолго до смерти князь Серебряный и другой воевода Замятия Сабуров с большим войском перехватали уже ногаев, предавшихся на турецкую сторону, и все, по выражению посла Семена Мальцева, около Астрахани трепещет царя-государя, единого под солнцем страшила басурманов и латинов.