Юрий Вахтин - Приговор

- Викуль, я, наверное, все бы тебе простил. Только бы ты не уходила от меня.

Вика театрально вздохнула и положила письмо в сумочку.

- Не прошло и ладно. Проживем, - успокаивала она себя.

Время снова пошло монотонно и однообразно. Вика регулярно посещала врача, женскую консультацию, участкового терапевта. Отклонений в ходе беременности не было. Только два раза были резкие скачки давления. Врач успокаивал Вику, которая точно знала причину этих перепадов, объясняя, что каждый женский организм индивидуален, и такие перепады могут быть.

Домой матери Вика писала редко и за все годы учебы никогда не просила денег. Мать высылала сама. И Вика даже растрогалась, получив перевод в сто рублей от матери. В отличие от Лобова, дающего ежемесячно ей такую сумму, для ее матери сто рублей - это большие деньги, которые она откладывала, ущемляя в чем-то себя. Мать знала о беременности дочери, но самое удивительное в письмах она даже ни разу не поинтересовалась, кто отец ребенка. Она знала по письмам Вики и о Викторе, и о профессоре Лобове. Мать только написала: "Смотри, дочь, тебе жить, тебе и воспитывать. Правда, я не хочу, чтобы и внучка моя считала дни от зарплаты до аванса. Но если ничего не получится, приезжайте домой. Ваш дом здесь".

Вика даже плакала, когда прочитала полученное от матери письмо, и всерьез стала думать, а не сделать ли так, как советовала мать. Уехать. Переждать. Время рассудит, расставит по своим местам. Может, что сложится? Вечером пришел Гендос:

- Просто проведать заглянул, соседка, - объяснил он цель своего визита.

Руки Гендоса дрожали. Вика рассказала про письмо матери.

- А что, Викуль, мать плохого не посоветует. Может, правда уедешь, и твой Лобов поймет, что потерял семью и прибежит за вами.

Вика улыбнулась и немного подумав, сказала:

- Нет, Гендос, этот не поймет и, конечно, не прибежит. Был тот, который и понял бы, и прибежал хоть на край света, если б я его позвала. Было близко счастье, было около. Да его окликнуть не сумела я, - запела Вика шлягер Пугачевой. - Что, Геннадий Петрович, обмоем отъезд?

- Конечно! Это святое дело - обмыть отъезд. Мы хорошие соседи, Виктория Викторовна. Я даже знаю, где сегодня гнали первач отменный, - Гендос довольно заулыбался, предчувствуя похмелку.

Вика достала кошелек. Через три дня она уже забыла про письмо от матери.

Дипломированных поваров встречали беззлобными шутками всем отрядом хозобслуги. Виктор Захаров и Сергей Образцов проучились на курсах в МОБ по два месяца. Им выдали даже удостоверения поваров третьего разряда.

- Ой, мужики, в городе совсем весна! Девочки в мини, черные чулочки, белые трусики. Караул! Мы с Захаром чуть решетки зубами не перегрызли выскочить, - Сергей Образцов безумолку тараторил, рассказывая, как хорошо сейчас на воле.

- Вас что, в такси привезли? Все рассмотрели, даже белые трусики, - спросил сквозь смех Толик Яриков, хлеборез.

- Ну, конечно, может, у кого и голубенькие, и розовенькие, но я предпочитаю беленькие, - не растерялся с ответом Образцов.

- Хорош про баб, мужики, имейте совесть.

Все снова хором дружно рассмеялись. Голос просившего действительно был печально жалок.

- Построились на вечернюю проверку, - скомандовал завхоз Зуев.

Зуеву было за сорок, и среди молодого отряда хозобслуги он был одним из старших. Его все звали Алексей Митрофанович, даже начальник отряда, капитан Селезнев. Звал своего первого помощника по отчеству Митрофанович. Капитан Селезнев недавно в СИЗО, служил на Урале во внутренних войсках командиром роты. После ежедневной процедуры проверки - отбой. Осужденные разошлись по своим камерам. В отряде хозобслуги шесть камер, пять больших на двадцать человек, и одна Љ120 маленькая - на двенадцать. Здесь жили повара. Завхоз Зуев был тоже приписан к 120 камере, хотя чаще спал у себя в каптерке. Селезнев разрешал ему. Зуев писал стихи, много раз печатался в областной газете, и свой срок зубной врач Зуев получил по весьма анекдотическому случаю. Сосед попросил у Зуева ружье застрелить приблудившуюся к его дому собаку.

- Весна, Алексей Митрофанович, - объяснял сосед, - у нее течка, наверное. Мой Грей цепь рвет, воет, чует ее. Я ее и гнал, и камни в нее бросал. Не уходит. Хочешь сам, я заплачу.

- Нет, изволь, Костя. Я только зубы, что болят. Собак мне жалко. И дал свое ружье соседу, на полчасика. За полчасика сосед Костя успел поссориться с соседом напротив и застрелил его. Соседу дали десять лет за убийство, Зуеву три года за передачу оружия. И теперь Зуев, как хороший специалист, лечил зубы сотрудникам учреждения, удалял зубы заключенным. Зуев узнал перед отъездом Захарова на курсы поваров, что и Виктор пишет стихи, и после отбоя он подошел к Виктору:

- Выходной у тебя завтра, Витек. Ты во второй бригаде поваров будешь старшим смены. Заходи в каптерку, посидим. Ничего в МОБ не написал на кулинарную тематику? - пошутил Зуев.

- Хорошо, Алексей Митрофанович, зайду, - пообещал Виктор. - Письма только прочитаю.

Писем было три, от друзей и одно из дома, писала мать. Отец приезжал на свиданье в МОБ. Похоже, отец смирился с тем, что сын не использовал шанса уйти от наказания. Он своей рукой или, вернее, своими словами подписал себе приговор. Отец больше говорил о заводе, о положении в стране. Друзья писали, как обычно общие слова поддержки, о работе, о своих проблемах.

Через полчаса Виктор постучал в каптерку к Зуеву. Каптерка наподобие армейской. Здесь сложены вещмешки осужденных, на плечиках висели черные робы с бирками, указывающими фамилию хозяина на переднем кармане. В конце, у зарешеченного окна, двухтумбовый стол; в углу справа занимает образовавшуюся нишу меж стеллажей мягкая кушетка, видимо, из санчасти. Четыре табуретки и один мягкий стул или "трон", как его в шутку называли, это место завхоза. Зуев уже заварил положенный для встречи друзей неизменный тюремный напиток - чифирь. Хотя и он сам, и Виктор не считали себя ценителями и любителями напитка заключенных. Но традиции святы, их надо уважать, так надо встречать друзей. Сели, разговорились про все, обо всех. Что произошло в жизни отряда за два месяца. Была комиссия по условно-досрочному освобождению: двое - бригадир пищеблока, Тихонов и парень-столяр, как игрушку отделавший кабинет "хозяина" Молодцова -уходили условно-досрочно. Семь человек из отряда представлялись на стройки народного хозяйства. Двоим отклонили: не сняты нарушения, полученные еще в следственных камерах. Обычный разговор. Быт затягивает, и два человека с высшим образованием говорили, словно они всю жизнь здесь и слов других, кроме чифирь, УДО, "химия" просто не знают. Виктор вспомнил слова парня в черной телогрейке и черной шапке, услышанные в этапе после суда: "Попал к волкам, по волчьи вой".