Геннадий Ананьев - Бельский: Опричник

— Тебе тоже.

Все прошло по заранее подготовленному. Когда до оврага, пересекающего дорогу на Белгород, оставалось меньше версты, дозор казаков подскакал к начальнику передового наемного отряда. Доложил:

— В овраге — крымцы. Не сакма, а сотни за две.

Доклад оружничему, и тот приказывает:

— Ударить в лоб. Затеять сечу, казаки — в обход.

Наемники — воины исполнительные, и хотя командиры их не разделяли подобного маневра (можно повременить с атакой, сделав что-то вроде привала, пока замкнется кольцо окружения), однако они не имели привычки советовать, если их совета не спрашивали. Рассредоточились на десятки и — к оврагу, верх которого щетинился густой лущиной. Рушницы наготове. Чтоб ответить в один миг на встречные стрелы.

Вот уже менее полусотни метров. Вот уже первые разлапистые кусты, а встречных стрел все нет и нет. И вдруг:

— Ур Ур! Ур!

Вылетают на конях и — в упор стрелами. До рушниц ли тут. Выхватывай меч, если тебя миновала стрела, и рубись.

В первые минут наемники даже попятились, но быстро пришли в себя, начали теснить отчего-то не очень ловких в рукопашке татар. Еще немного, и скатываются в овраг тати, а там их уже встречают казаки и боевые холопы Бельского.

Жалкая кучка остатков из пары сотен пленена. Богдан лично чинит допрос, лишь имея при себе атамана Корелу. Что они под пытками вызнали, никто не узнал. Всех пленных после допроса связали и отправили под конвоем в Москву, а десятнику, возглавившему конвой, вручили донесение царю Федору Ивановичу и его ближнему слуге, великому боярину, в котором извещали, что крымцы уже прознали про строительство новых засечных линий и Царева-Борисова, устроили первую помеху, но были разгромлены. Отличились при этом казаки атамана Корелы.

Устный наказ же десятнику был такой:

— Только царю Федору Ивановичу в руки. Больше никому. А при вручении письма добавь: просят, мол, воевода дополнительно стрельцов и детей боярских, ибо не избежать на Северском Донце крупной сечи.

Не знал Богдан, не успевший еще завести своего человека среди наемников, что в Кремль, лично Борису Годунову, отправлено еще одно донесение о засаде. В нем командир наемников излагал свое мнение о произошедшем событии. Он уверен, что о засаде Бельский знал заранее, ибо не мог в столь короткое время обойти казаками и своими боевыми холопами крымцев с тыла и с флангов, полностью перекрыв им пути отхода.

В письме не было никаких догадок и вымыслов, только факт, но для Годунова оно было весьма полезным, навело на мысль, что следует еще более тайно готовить подобные дела. И основательней продумывать. Нужно впредь не самому все организовывать, а дать толчок для нападения крымцам. Через перебежчика, к примеру.

Меж тем и Богдан в беседе с Корелой высказал предположение, что отныне на них начнут совершать налеты крымцы, выискивая удобные моменты. Из Москвы впредь засад не будет.

— Откуда такая уверенность?

— Я знаю Годунова очень хорошо. Он больше чужими руками жар загребает, — ответил Бельский и, помолчав немного, добавил: — Теперь можно до самого Белгорода ехать без опаски. Высылать головные дозоры, конечно, будем, но только для порядка.

— Я бы не добродушничал. Продолжай ухо востро держать.

— Я от этого не отступлю. Ни на миг. Просто я понимаю и предвижу события.

— И все же не исключай боковые дозоры и лазутчиков еще вперед дозоров.

— Ладно. Принимаю твой совет.

Но правым оказался Богдан: путь до Белгорода прошел тихо и покойно. В Белгороде же ратную колонну встретили колокольный звон и восторженные толпы горожан, что весьма огорчило Бельского. Он недовольно вопросил воеводу:

— Зачем трезвон?! Зачем всполошен город?! Наш успех в скрытности! Только в ней!

— Велено было, — виновато ответил белгородский воевода. — Велено непременно с почетом встретить.

— Кто ж такую глупость велел?

Воевода промолчал, Бельский же не стал проявлять настойчивость. Он, смягчая тон, спросил:

— Получен ли тобой приказ царя о подчинении мне?

— Да.

— Тогда слушай. Впредь в будущем никакого самовольства. Завтра к двенадцати часам собери воинский совет. По своему усмотрению, но чтобы не гурт был, а только надежные воеводы. Я тоже приглашу со своей стороны воеводу выборных дворян, стрелецкого голову, начальника наемников, атамана казаков и воеводу детей боярских. Станем решать, как нам взаимодействовать. Определим, сколько ратей Белгород должен держать наготове, чтобы по приказу моему присылать на помощь.

— Принято.

— Коль принято, начни совет своим словом, и если оно устроит воевод, примем его, если нет, уточним, подправим.

Совет прошел спокойно, по-деловому. Определили численность резерва, наметили порядок связи, и Бельский заключил его строгим предупреждением:

— Ради чего будет собрана резервная рать в единый кулак, знать должны лишь воеводы. Десятникам и даже сотникам оставаться в неведении до приказа моего выступать. Тайна и еще раз — тайна.

— Будто не узнают крымцы о новых засеках и сторожах? — хотя и не так смело, но все же возразил воевода Белгорода.

— Ты прав. Непременно узнают, если уже не узнали. Но чем меньше мы станем трезвонить, выворачивая истину наизнанку, тем туманней будут у них сведения, тем выгодней для нас станут их действия. Предупреждаю поэтому: кто не поймет этого, кто не сможет удержать язык за зубами, того ждет суровая расплата. Кара ратного времени.

Подобная угроза из уст оружничего весома, поэтому можно быть уверенным, что небрежение исключается, не исключен лишь умысел, поэтому после совещания Богдан продолжил беседу с белгородским воеводой наедине.

— Подбери воеводами резервной рати тех, кому доверяешь как самому себе. Крымцы, как ты говорил, непременно узнают о той силе, какая станет охранять стройку. Этого не скроешь. Могут узнать и о резервах, но пусть останутся в неведении, какая сила резервов. Не тебе, воевода, растолковывать, чего ради нужна скрытность. На малую силу малую рать пошлют, зная же о большой, великую пошлют. Тумена два, а то и три соединят.

Вернувшись в отведенный для него дом, Богдан застал там вестника от Хлопка и услышал от него лишь краткое:

— Все в порядке, боярин. Воевода Хлопко в Приозерной твоей вотчине.

Очень хотелось Бельскому выспросить хоть какие-нибудь подробности, но что мог рассказать вестник, который знал только то, о чем ему надлежало поведать боярину-воеводе.

С более спокойной душой он продолжил свои дела. Побывал у лесорубов и плотников, похвалил их слаженную работу, велел трудиться столь же споро, а через месяц начать сплав. В нужном месте их встретят и укажут, где причаливать плоты.

Дальше — Новый и Старый Осколы. Определив и там резервную рать, столь же строго предупредил о сохранении секретности в принимаемых мерах, берегом Оскола спустился до слияния его с Северским Донцом, чтобы вблизи устья Оскола найти удобное место для нового города.