Руфин Гордин - Василий Голицын. Игра судьбы

Есть, правда, еще Астрахань близ моря Каспийского. Но она только-только оживает после набегов Стеньки Разина да Калмыцких разбоев. Астрахань тоже далека, надобно ее оживить как следует, чрез нее прянуть в Каспийское море да устроить там свои крепости.

А Азовское и Черное моря: князь Голицын шуму и трескотни наделал, а обеими ногами там не встал. А должно было заложить и там форпост и для устрашения крымцев и для будущего движения вперед.

Далеко глядел молодой, царь, дерзко глядел. Никто до него не осмеливался заглядываться на владения турецкие, шведские, польские. Никто столь смело не примерялся — ни дед его, царь Михаил, ни отец Алексей Михайлович, ни брат Федор — никто. А он замахнулся.

Обложился картами. Сколь достоверны они? Никто не мог дать ему отчета. Что ж, придется искать ответ самому. Самые верные, самые надежные и самые дешевые дороги — реки и моря. По ним легко передвигаются товары. Но так же легко можно передвинуть и войско, пушки, огневой припас.

Взгляд его блуждал по карте, доколе не наткнулся на Азов. Он торчал как кость в горле, запирая устье Дона и вход в Азовское море. Вот она цель! Ближняя, досягаемая. Турки, как говорят, соорудили там крепость. Тем лучше. Турки далеко, пособить Азову могут только татары. Против них можно двинуть донское казачье войско, поставив во главе его дельного генерала из русских.

Лефорт вместе с ним путешествовал по карте. Когда Петр ткнул пальцев в Азов, он воодушевлено воскликнул:

— Верно, Питер! Нет ничего проще.

— Говорят: близок локоть, да не укусишь. А мы укусим. Море будет наше!

Бояре собрались в Думе. Царь восседал на троне. Соседнее место царя Ивана давно пустовало: Иван был плох, поговаривали, что он уже и не жилец на свете.

Петр держал речь. Говорил, что надобно России завести флот, что он к тому сделал первые шаги. Про Азов не обмолвился: решил держать свой замысел в тайне. Языки у бояр длинные, могут и до Царьграда досягнуть. А турок держит ухо востро, глядишь, и уловит. Тогда станет укреплять гарнизон, пошлет под Азов мощный флот. Нет, про сие говорить рано. Сказал только:

— Деньги надобно сбирать на флот. Людяшек работных кликать, а особливо плотников умелых. В них у нас недостаток.

— Деньги, деньги. На што? — кинул боярин Мосальский. — Издревле обходились безо всякого флота, и ничего — жили. Четыре колеса — вот весь наш флот. На телегах сподручней тягости возить. Деды наши и слова такого не слыхали — флот. Отколь взялось оно?

— А оттоль, что все богатые страны на флот оперлись, — раздраженно отвечал Петр, — и все их богатство через флот достигнуто, равно и приращение диких земель. Сколь у нас накоплено всего: смольчуга, леса, мягкой рухляди, меду — разве все перечислишь? А как вывезти, как продать заморским купцам, до всего этого охочим? На телегах, што ли? Телег не хватит. Эх, бедность наша! Надобно ли держаться за нее? Флот откроет нам путь к богатству. Станем торговать со всем светом. Это понимать надо, боярин. Архангельск далеко. Астрахань далеко, возить туда товар накладно. Пора нам поближе к морю придвинуться. А флот надобен всякий — и морской, и речной. Дабы вышли мы на простор.

— Коли заморским купцам наш товар надобен, они сами к нам досягнут и его вывезут, — угрюмо пробурчал Мосальский.

— Сколько их, купцов этих, у нас бывает, — запальчиво возразил Петр, — небось, на пальцах можно перечесть. А все оттого, что далеко мы, дороги опасны. А флот станет грузы таскать и оборону держать. Пора, бояре, о выгоде государства думать, а не токмо о своих барышах. Пора многие заводы заводить, кои у нас в загоне. Земля наша рожает не только рожь да брюкву, но и железо, и медь, и иные сокровища, кои мы покупаем за морем. Все у нас есть. Нет только охоты. Ленивы мы да неповоротливы.

Бояре подремывали. Увлечения молодого царя были им чужды. Он взялся было растолкать их, расшевелить, да понапрасну хлопотал. Однако малая часть к нему пристала. С нею он сиживал долгими зимними вечерами за картою. Водили пальцем по рекам, текущим к юру: по Волге, Днепру и Дону. Инициатива принадлежала иноземцам — Лефорту и Гордону. Прежние дороги на юг по безводной выжженной степи, коими шествовала рать, предводимая князем Голицыным, была отвергнута. Надобно плыть по рекам, а для сего строить струги, много стругов. И на Москве, и в понизовых городах. Кликать плотников, где они есть, поставить их в науку мастерами корабельного строения, заготовить лес и скласть его на просушку, ободрав корье.

Воеводы в Нижнем Новгороде, Царицыне и других понизовых городах получили царский указ сбирать служилых людей, но держать те сборы в тайности. А людям тем объявить, что готовится поход на крымцев, врагов христианства, набеги которых чинят смерть и разорение.

А чтоб тот ложный умысел был принят басурманами на веру и казался явственным, боярину Борису Петровичу Шереметеву был дан наказ повести дворянскую конницу на низ Днепра и соединиться там с казаками. А сам царь в звании бомбардира вместе с тремя генералами Автамоном Головиным, Францем Лефортом и Петром Гордоном погрузился в Москве на суда с Преображенским, Семеновским, Бутырским и Лефортовым полками, стрельцами, городовыми солдатами и прочими служилыми людьми. Всего в этом войске была тридцать одна тысяча человек.

Гребцы навалились на весла, и струги двинулись по Москве-реке в Оку, а из нее в Волгу. Течение благоприятствовало быстроте плавания.

С дороги бомбардир Петр Алексеев докладывал «человеку зело смелому к войне, а паче к водяному пути» потешное генералиссимусу и адмиралу, оставленному в Москве на царстве в сане «короля Фридрихуса»: «Мин херц Кёниг! Письмо вашего превосходительства, государя моего милостивого, в стольном граде Прешбурге писанное, мне отдано, за которую вашу государскую милость должны до последней капли крови своей пролить, для чего и ныне посланы, и чаем за ваши многие и теплые к Богу молитвы, вашим посланием, а нашими трудами и кровьми, оное совершить. А о здешнем возвещаю, что холопи ваши, генералы Автамон Михайлович и Франц Яковлевич, со всеми войски дал Бог здоровий намерены завтрашнего дня иттить в путь, а мешкали для того, что иные суды в три дня насилу пришли, и из тех многие небрежением глупых кормщиков, также и суды, которые делали гости, гораздо худы, иные насилу пришли».

В Царицыне высадились. И пошли сухим путем к Дону, благо он протекал невдалеке. Шли трудно. Лошадей недостало, и люди принуждены были волоком тащить душки. Измотались изрядно.

— Здесь бы следовало канал прорыть, Волгу с Доном соединить — столь близки они. Буде руки освободятся — пророю, — объявил Петр. — Нешто это дело — тащиться пешу. Опять же три моря у меня в связке пребудут.