Манфред Кюнне - Охотники за каучуком

— Нам нужно бы еще человек двести! Пока нет ничего лучшего, не приходится быть особенно разборчивым.

Он подходит к письменному столу, стоящему у противоположной стены, и начинает сортировать лежащие на нем бумаги. Даллье задумчиво смотрит на него.

— Джонсон-сахиб, — произносит он. — Кажется, так вас называют индийцы?

— Да.

— И что это должно означать — доверие или страх?

Джонсон грузно опускается в кресло.

— Доверие, а вернее, недоверие, страх, ненависть — в общем, все что угодно! — отвечает он. — А почему это вас интересует?

— Значит, вас ненавидят?

— Они видят во мне не управляющего, а грозного судью! Вот вы не вызываете у них ненависти, потому что только получаете барыши, а устанавливать нормы, сокращать оплату, наказывать предоставляете мне.

— В нашем контракте не предусмотрено, чтобы вы делали мне упреки.

— Это вовсе не упрек, сэр! Вас станут ненавидеть, когда поймут, что именно ради ваших прибылей страдают от голода и плетки надсмотрщика.

Даллье некоторое время пристально смотрит на него. Потом произносит:

— Политика политикой, а дело делом.

Джонсон возражает сухим тоном:

— Это ошибочная точка зрения. Я знаю местных жителей уже пятнадцать лет. Говорят, будто у них нет потребностей. Вздор! Эти люди просто еще не осознали, что у них могут быть собственные потребности. Не дай бог, если в один прекрасный день они поймут это!

— Довольно, — прерывает его Даллье. — Не будем строить догадки!

Он не спеша приклеивает отделившийся от сигары табачный лист и продолжает:

— Цены на каучук растут!

— Будет ли нам польза от этого?

— С тех пор как королева Виктория сделала нашего Генри Викхэма за его заслуги дворянином, он стал важной персоной в английских колониях. Правительство уже привлекает его в качестве советника по административным вопросам, и я полагаю, что разведение семян гевеи начнется вскоре в широких масштабах.

— Семена! Вот в них-то и загвоздка! Через пять-шесть недель часть земли будет уже готова для посева.

Даллье решает:

— Я еду с этим вопросом к губернатору сегодня, сейчас же! Надеюсь, яхта стоит под парами?

— Да, я уже распорядился.

— Хорошо. Мои чемоданы останутся здесь. Я вернусь из Сингапура не позже чем послезавтра. За это время мой секретарь проверит с вами финансовые отчеты. Лучше мне явиться к губернатору пораньше. Найдется у вас еще глоток виски?

Пока Джонсон наполняет бокал, Даллье продолжает:

— В Лондоне меня ждут не раньше, чем через полтора месяца, так что я обязательно пробуду здесь еще несколько дней. Кстати, похоже, что дело обойдется гораздо дороже, чем я рассчитывал. Нет, вы тут не при чем. Придется все же подумать об акционерном обществе, которое взяло бы на себя ведение всего хозяйства за определенный процент участия в прибылях. Но об этом мы еще поговорим!

Одним глотком он осушает бокал.

— Сапада! — зовет Джонсон, повернувшись к двери.

Появляется слуга-малаец.

— Экипаж для туана Даллье!

Через каких-нибудь полчаса Джордж Даллье уже едет в одноколке Джонсона по плантации к реке, где у расчищенного участка берега его ждет паровая яхта — низкое, не слишком изящное судно, которое обычно используется управляющим для связи и перевозок между Сингапуром и плантацией.

Даллье поднимается на борт и располагается в шезлонге под навесом, рядом с каютой, предусмотрительно запасшись газетами и несколькими бутылками содовой.

С берега отдают концы.

Яхта скользит вниз по течению.

Остров Сингапур находится у южной оконечности Малакки и отделен от материка узким проливом. Территория его занимает пятьсот квадратных километров плодородной земли и является важнейшей частью английской колонии Стрейтс-Сетльмент.

Когда Стемфорд Рефлс в 1819 году высадился на этот остров, там жили двадцать рыбацких семей. Остров был покрыт дремучим лесом и служил убежищем малайским пиратам. Его следующим владельцем стал султан Джохора, у которого английская Ост-Индская компания купила Сингапур в 1824 году. Сорок три года спустя он перешел в собственность британской короны.

Господа из правления компании вырубили густые леса, продали древесину, возделали землю и заложили на южном берегу город и порт. Королевская администрация завершила начатое ими дело.

К 1881 году остров был покрыт плантациями, на которых выращивались рис, перец и ананасы; здесь насчитывалось уже сто пятьдесят тысяч жителей. Город Сингапур стал столицей колонии, в нем возникли индийский, малайский, китайский кварталы, выросли храмы, а в европейской части — форт, собор, музей, библиотека, здание христианской миссии, знаменитый ботанический сад, отели, клубы, почтамт, конторы и склады товаров.

Сингапур превратился в крупнейший перевалочный порт Малайского архипелага. Сюда заходили все суда, направлявшиеся на Дальний Восток или в Австралию. Здесь в огромных бункерах хранились горы английского и японского угля. Здесь можно было увидеть малайскую прау, китайскую джонку, арабский сандал, американский танкер, европейское грузовое судно. Здесь скапливались предназначенные на экспорт товары из Борнео, Суматры и Малакки: олово, перец, копра, тростник, тапиока, рис, нефть, лак, саго, арак, сахар, чай, кофе, кожи. Здесь бесконечной вереницей тянулись по трапам сгибающиеся под тюками кули.

У причалов изо дня в день слонялось множество бедно одетых бронзовых или желтокожих людей. Они бросались навстречу сходящему на берег европейцу, окружали его и поднимали неимоверный крик, завлекая куда-нибудь, восхваляя или выпрашивая.

Тот, кто брал одного из бесчисленных рикш, дежуривших на набережной, и ехал по Мидл-Роуд к северу, пересекал Уилки-Роуд и раскинувшиеся по соседству манговые сады, тот попадал к подножию одного из трех Больших холмов и оказывался перед белокаменным зданием, у ворот которого стояли на страже два сипая.

Эти ворота вели в губернаторский дворец.

Джордж Даллье бросает рикше полрупии. Выскакивает из легкой коляски и важно шествует мимо сипаев прямо в ворота. Привезший его кули, сунув монету под головную повязку и покрепче ухватившись за ручки своей коляски, бежит, обжигая босые ноги о раскаленный асфальт, обратно к гавани.

Даллье входит в вестибюль. Навстречу появляется чиновник, бросает взгляд на визитную карточку, поданную посетителем, и говорит:

— Будьте любезны подождать одну минуту, сэр!

Вскоре он возвращается и приглашает Даллье в приемную.

С одного из кресел, стоящих вокруг невысокого стола, поднимается человек могучего телосложения. Светлый костюм и пышные седые волосы резко оттеняют коричневое от загара лицо. Даллье становится немного не по себе от властной силы, которую источают прищуренные зеленовато-серые глаза.