Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью

На съезжую воевода заглядывал редко, спешил до ледостава привести в порядок «Пророчество», знал, что хоть царь и дал передышку, а весной загоняет. Но в Приказную избу, как официально называли съезжую, ему пришлось наведаться. В субботу его разыскал запыхавшийся подьячий.

— Почта от государя великого поступила.

«Еще что? Не успел отъехать, позабыл разве что важное, вроде бы все обговорили», — удивился воевода, направляясь в Приказную избу.

Распечатал письмо, и по мере чтения напряженное ожидание сменялось добродушным настроением.

«Min Her, — привыкая к иностранному обращению, писал царь, — сего августа в 29 день на Пенду приехали, слава Богу, живы. Как поехал, за суетою забыл, ныне молю исправить некие нужды, а именно: есть ли лимонов свежих будет много, половину посолить, а другую натереть на сахар искрошивши, всыпать в бутыли, а внутрь изрезать и пересыпать сахаром же в ставикие: а каково делать, и тому послал я образец. А буде мало будет, все заделать в лимонат. О секе и ренском не запамятовать, а об ином из каравана ни о чем не прошу, разве есть ли будут инструменты математецкие или тимерманские. Piter ». Апраксин невольно засмеялся: «Ну и ну».

Во второй нынешний приезд в Архангельский Петр пристрастился к иноземному лакомству — лимонам. Каждый день ему подавали их на закуску к водке. А во время качки в море подавали засоленные лимоны, а к чаю обязательно с сахаром.

Письмо кончалось припиской целой компании: «При сем писавый преосвещенный Гедеон киевский и галицкий благословенные посылаю. Фетка Троекуров, Фетка Плещеев, Ермошка Мешюков челом бьют. Один брат Гашка, Алексашка Меншиковы, Гуморт, Алешка Петелин, Оська Зверев, Вареной Мадамкин. С Пенды».

«Пожалуй, перепились всей ватагой на Пенде. Тут тебе все в куче: и князь, и спальники, и бомбардиры, и «арла».

Улыбка постепенно сошла с лица воеводы. «Опять забота, где уж фрегатом заниматься». Крикнул Озерова, неожиданно спросил:

— До Пенды-то сколь верст отсюда?

Дьяк прищурился, соображая:

— Верст полтораста, не менее.

«Шустро прискакал гонец-то», — подумал Апраксин, возвращаясь в архиерейский дом. Афанасий первым делом спросил:

— Стряслось ли что важное?

— Была б охота, отче, у Петра Лексеича на уме то да се, а тут крутись.

Рассказал Афанасию, и тот рассмеялся.

— Молодо-зелено, Федор Матвеевич, переменится. Слава Богу, што государь лимонами тешится, а не батогами…

Зима объявилась на Двине неожиданно… Первые ночные заморозки, как обычно в этих местах, совпали с отлетом последних стай журавлей. В конце сентября слегка подмораживало берега на мелководье, в речных заводях и на озерах. Утром на Покров день стылая земля оделась белым пушистым ковром. Было безветренно, в ночной тишине бесшумно опускались снежинки, сплошь укрывая белой пеленой все кругом. Только черневшая промоина реки напоминала, что зимняя пора еще не пришла. Однако вопреки ожиданиям первый снег так и не растаял. Спустя две недели ледостав сковал Двину, и ранние морозы возвестили о наступлении зимы.

Из Москвы долетали слухи о больших военных маневрах, затеянных царем близ Коломенского, в окрестностях деревни Кожухово. Почти месяц бились между собой две армии — Бутурлина и Ромодановского. Брат Петр, полковой командир, расписывал Апраксину в письме, как десяток с лишним полков пехоты и конницы устремлялись в атаку друг против друга, гремели пушки и мортиры, рвались гранаты и стрекотали пищали, падали раненые, были и убитые. Брат, конечно, не сообщал, но Федор догадывался, что царь не только тешится, но и готовится к войне…

В Архангельском жизнь на реке замерла, но хлопот у Апраксина прибавилось.

Зимняя стоянка деревянных судов в ледяном панцире чревата неприятностями. На глубине река промерзает не на одну сажень, и при сжатии лед легко может проломить борт. А во время ледохода многотонным глыбам льда ничего не стоит сокрушить деревянные скорлупы судов. Чтобы уберечь на зиму мелкие суда — карбасы, гукоры, поморы обычно подводили их к берегу и по возможности вытаскивали на сушу.

Еще до заморозков «Пророчество», «Петра» и «Павла» перевели в заводь, воротами подтащили к мелководью и приткнули корабли носом к отмели. Вокруг кораблей на воде соорудили ограждение из бревен, чтобы застраховаться от ледяных торосов во время весеннего ледохода. Как и на Плещеевом озере, сняли и стеньги с мачт, разоружили снасти и такелаж и убрали в береговые амбары.

Попутно с заботой о зимней стоянке кораблей волновало воеводу комплектование экипажа «Святого Павла». Он предупредил Флама:

— Возможно, по весне, ежели не наберем команду, твоих матросов часть заберем.

Голландский шкипер не соглашался:

— У меня контракт с каждым человеком. Я никого не отдам.

— Государь повелит, отдашь, — посмеивался Апраксин.

Подумывал воевода о том, какие товары отправлять за море. Советовался с купцами, что больше привлекает иноземцев.

— Для начала, воевода, вези в Европу поташ да смолу, пильные доски да хлебушек. Можно и ворвань, и кожи юфтевые, и икорку.

Выспрашивал Апраксин о товарах и шкипера «Святого Павла» Гендрика Номена, с которым наконец-то заключил контракт.

— Што бриг-то твой в Голландию повез?

— Хлеб, воевода, древесину да смолу.

Напоминал шкиперу о матросах:

— Выискивай, Гендрик, матросов среди своих-то замляков.

— Смотрю, воевода. Мало их, заманить деньгами можно.

— Заманывай…

С наступлением зимы наблюдать за стоянкой судов Апраксин вменил ему же. Номен по-хозяйски взялся за дело, сразу затребовал много холста, грубой парусины.

— Чего для тебе столько, Гендрик? — недовольно спросил Апраксин.

— Корабли, воевода, укрыть надобно от снега. Наметет зимой на палубу, забьется по углам, а в тепло растает, вода в щели затечет. А как мороз ударит, худо будет. Разорвет лед древесину, судно негодным станет.

— Откуда сие проведал?

— Так у нас в Амстердаме делают…

Апраксин был доволен: «Молодец Гендрик, о добре печется».

Но морское дело многосложное, всего сразу не охватишь. Гендрик кое о чем позабыл вовремя предупредить воеводу. Помог случай.

Как-то заглянул он в контору начальника таможни, разговорились. Апраксин по старой привычке вникал в дела конторы, расспрашивал все до тонкости.

Услыхал вдруг, что каждый иноземный корабль обязан предъявлять паспорт на таможне.

— Какой такой паспорт? — поинтересовался воевода.

Таможенник недоуменно посмотрел на Апраксина:

— Обныкновенная цидулька на каждом судне заведена в той земле, откуда пришло оное. По всей форме, што за судно, позвище, чьего государя, кто владеет оным.

— Погоди-ка, поведай толком, — прервал его Апраксин, чувствуя, что это прямо касается и его «Святого Павла».