Владимир Москалев - Гугеноты

Лесдигьер поежился. Будущее, обрисованное миланцем, отнюдь не казалось ему теперь таким безоблачным, каким он представлял его себе всего лишь час тому назад.

— Позвольте, Рене, задать вам вопрос, — проговорил он. — Вы рассказываете мне все это как собрат по партии?

— Нет. Я добрый католик и говорю вам это как друг.

— Благодарю вас.

— Кстати, почему бы вам не переменить веру? Поверьте, это избавило бы вас от многих бед и неприятностей и снискало бы вам еще больший почет и уважение при дворе.

Лесдигьер в ответ решительно тряхнул головой:

— Нет, мэтр. Каковы бы ни были перипетии моей судьбы, какие бы несчастья на меня это ни навлекло, я не отрекусь от истинной веры, в которой был воспитан. Не говоря уже о том, что я потерял бы при этом добрую половину своих друзей.

— Зато вы сразу же приобретете массу новых.

— Старый друг лучше новых двух, — ответил ему на это Лесдигьер.

— Что ж, может, вы и правы. В таком случае следуйте моим указаниям и боритесь за свои убеждения.

На том они и расстались.

В апреле, когда королевский поезд, приближаясь к Парижу, остановился в Фонтенбло, Екатерина после вечерней молитвы уединилась с кардиналом Карлом Лотарингским в отведенных для нее покоях и приготовилась выслушать то, что давно мучило кардинала.

— Вы все еще верите в невиновность адмирала и Конде? — спросил он ее.

Она устремила на него непроницаемый взгляд:

— У меня нет веских доказательств.

— Мадам, вас обманули, — возразил Карл Лотарингский. — Кто-то упредил гугенотов, и они не посмели выступить.

— И все сложилось к лучшему, не правда ли? — и она показала ему в обезоруживающей улыбке свои ровные зубы. — Наша миссия была миротворческой, это путешествие помогло мне установить мир в королевстве.

— Я знал вас как решительную и волевую женщину. Мне кажется, вы сдаете позиции, вы, дочь аристократки, принцессы французского королевского дома!

— Я не желаю напрасного пролития крови, — повторила она.

— Раньше у вас были для этого другие средства, — промолвил он, намекая на ее прежние и настоящие способности отравительницы своих недругов.

— Поговорим об этом в Париже, — устало ответила она.

Но кардинал не желал сдаваться:

— Почему же не сейчас? Куда, например, девался ваш хваленый Лесдигьер? Ведь вы сами предупреждали меня на его счет.

— Вы слышали ответ герцога по этому поводу.

Кардинал вскочил и широко зашагал по комнате:

— Как вы не поняли, что они провели вас! Не так уж он прост, этот Монморанси, как вам кажется. Он угождает и тем, и этим и всегда при этом остается в выигрыше.

— Чем же вам не нравится такая позиция?

— Тем, что он всегда сможет вас предать во имя интересов той партии, которая будет иметь перевес.

— Монморанси? — она засмеялась, вспомнив о честолюбивых стремлениях коннетабля и о недюжинных дипломатических способностях его сына в деле прекращения междоусобных войн. Нет, им не выгодно менять структуру власти, для них это ничего не изменит, скорее наоборот, ибо до престола им далеко, еще дальше, чем Конде, Бурбонам и Гизам. И она твердо ответила, глядя кардиналу прямо в глаза: — Никогда!

— Значит, вы не допускаете возможности существования заговора? — вкрадчиво спросил кардинал.

— А если и так, то что это меняет? Чего вы хотите, в самом деле? Чтобы я учинила следствие и наказала виновных? С кого же мы начнем разрушать самими же нами установленный мир? С королевы Наваррской? С принца Конде? Быть может, с адмирала Колиньи, который в настоящее время делает для Франции больше, чем вся ваша фамилия?

— Начните с Лесдигьера.

— Дался вам этот гвардеец! — и Екатерина, хлопнув рукой по столу, встала с места. — Что вам в нем? Уж не настолько сильная фигура, чтобы им заниматься всерьез.

— А вот он, кажется, всерьез занимается вами, — заявил адмирал. — Поймите, он не пешка на шахматной доске, но фигура, с которой стоит считаться. Убрав ее, вы доберетесь до главной. Не сделав этого, вы поставите себя под удар, ибо он вездесущ, этот самый молодой человек, и пользуется неограниченным доверием и любовью всех сиятельных лиц в королевстве. Придет время, и он загородит вам путь именно в ту минуту, когда вам покажется, что вы у цели и ничто не помешает вам овладеть ею. У меня интуиция на такого рода людей, и она меня никогда не подводит.

— Чего же вы хотите?

— Отдайте его мне.

— Он служит герцогу Монморанси.

— Мне требуется только ваше согласие. Я уберу его с нашего пути.

— Каким образом?

— Я выберу одно из трех средств, с помощью которых устраняют врагов. Остальные два я предоставлю вам. Начните вы, в случае неудачи за дело возьмусь я.

— Вы полагаетесь на моих фрейлин, одна из которых, влюбив его в себя, подсыплет яд?

— Это первое.

— Что же собираетесь предпринять вы сами?

— Я пришлю вам великолепного фехтовальщика. Он спровоцирует поединок, и с этим молодым человеком навсегда будет покончено.

— А знаете ли вы, что Лесдигьера называют «одной из лучших шпаг» Парижа?

— Против этой шпаги он не устоит.

— Кто же он, этот ваш непобедимый Аякс?

— Племянник архиепископа Руанского, некий господин де Линьяк. При дворе своего дяди он прослыл отчаянным бретером и получил прозвище «утонченного дуэлиста». На его счету около тридцати поединков, ни в одном из них он не потерпел поражения. Дядя не чает, как от него избавиться, и прожужжал мне все уши, что его племянник отправил на тот свет уже добрую половину его придворных, отнюдь не новичков в искусстве владения шпагой. Да, кстати, любопытная деталь, о которой хочу вам сказать. Увидев ваш портрет работы Клуэ, Линьяк заявил, что уже заочно влюблен вас и мечтает только о том, чтобы увидеть вас воочию и поцеловать вам руку.

Кардинал лгал, но Екатерина поверила.

— Что вы говорите, — рассмеялась она, но нельзя было не заметить, как внезапно вспыхнул ее взгляд и по губам поползла загадочная улыбка.

— Святую правду! — воскликнул кардинал. — Клянусь Мадонной!

— Сколько ему лет?

— Года двадцать два, не больше.

— Где он живет?

— Архиепископ отправил его в Иври, в свое родовое поместье.

— Ну, хорошо, — Екатерина улыбнулась, обласкав кардинала томным взглядом. — Пусть этот молодой человек приезжает, я хочу повидать его. А пока что могу сказать вам, что раз вы оказываете мне услугу, посылая ко мне влюбленного кавалера, то я, как женщина, не могу не ответить вам благодарностью. Я предприму свои меры против этого Лесдигьера, если уж вы так того хотите, но это произойдет не раньше, чем мы вернемся в Париж.

На том этот разговор и закончился.

Одним прекрасным днем в последних числах апреля Шомберг вышел из дворца Анна Монморанси и направился по улице Сент-Антуан в сторону Гревской площади. Миновав бесконечные перекрестки с улицами и переулками, расходящимися в разные стороны, он повернул направо у кладбища Сент-Никола-де-Шан и вскоре очутился у дворца герцога Монморанси.