Владимир Москалев - Гугеноты

Но благодаря любвеобильной натуре юного Генриха Наваррского, позволившей ему найти сторонников из числа женского пола, обитающего в замке города Байонны, а также благодаря герцогу Монморанси, который, желая узнать планы хитроумной королевы, сам того не зная, спас жизнь принцу Конде, это мероприятие сорвалось.

На рассвете, как только охотники выехали со двора, принца немедленно плотно окружили гугеноты, которых прикрывали с тыла гвардейцы Монморанси.

Тут впервые у королевы и возникло подозрение, что их разговор с испанцем был подслушан. Когда тронулись дальше, с лица ее не сходило озабоченное выражение, она часто бросала подозрительные взгляды на Лесдигьера и Матиньона, но, видя безмятежное выражение лиц обоих, успокоилась.

Был полдень. Солнце, несмотря на ноябрь, все еще светило откуда-то из-за Пиренеев, согревая последним теплом правые бока лошадей и всадников.

Поезд лениво двигался по проселочной дороге. Все ехали молча, погруженные каждый в свои мысли. Тишину нарушал только монотонный цокот копыт, да скрип колес обозных повозок. Многие спали — кто сидя в седле, кто находясь в телеге, карете или носилках, что было немудрено, ибо люди уже порядком устали мотаться по дорогам королевства. Не избежала этого и королева. Убаюканная равномерным покачиванием кареты, она сама не заметила, как заснула. Лесдигьер догадался об этом, увидев улыбающуюся баронессу, сидящую лицом к нему, напротив королевы. Заглянув в карету и убедившись, что Екатерина пребывает в объятиях Морфея, он дал знак Матиньону. Тот, сразу же поняв, в чем дело, немедленно присоединился к Монморанси и Конде, ехавшим вместе позади них. Через несколько минут он снова занял свое место и кивнул Лесдигьеру. Тот, натянув поводья, отстал на целый корпус лошади, и его место тут же занял другой всадник, своим обликом так похожий на Лесдигьера, что только начав говорить с ним, можно было понять о подмене. Камилла, видя все эти манипуляции, раскрыла рот от удивления, но подъехавший всадник жестами показал, чтобы она молчала и попыталась заснуть. Баронесса поняла его и тут же притворилась спящей. Теперь, если ее спросят, у нее будет твердое алиби.

А Лесдигьер тем временем отстал от поезда, незаметно свернул в первую же попавшуюся рощу, вплотную примыкавшую к дороге, и скрылся.

Часа через полтора поезд остановился: надо было напоить лошадей, да и самим немного размяться. Теперь, если бы даже и выслали погоню, Лесдигьера было уже не догнать. Поэтому всадник, заменивший его, снова занял свое место в отряде, сменив одежду на ту, что была у него раньше.

Королева-мать, выйдя из кареты, сразу же обнаружила пропажу и бросилась к Монморанси:

— Герцог, куда подевался ваш лейтенант? Маршал выразил недоумение:

— Мой лейтенант, Ваше Величество? Вы о ком?

— Я говорю о Лесдигьере.

— Ах, о нем… Его я отправил в Париж для выполнения важных поручений, связанных с прибытием королевского поезда.

— Мы что, прибываем в Париж завтра?

— Но ведь и он прибудет туда не завтра, Ваше Величество.

— Почему вы не предупредили меня?

— Потому что вы спали, государыня.

— Вы могли отправить его на первой же остановке, сейчас.

— Я побоялся, что вы наверняка не отпустили бы его.

— Что же в таком случае помешало бы вам послать другого?

— Поручение такого рода, а также и другое, которое я ему дал, может выполнить только господин Лесдигьер, Ваше Величество.

— А что это за второе поручение?

— О, оно личного плана, и мне не хотелось бы посвящать Ваше Величество в свои амурные дела.

— Вы обманываете меня, герцог. Берегитесь, вы играете с огнем!

— Государыня, я говорю вам чистую правду.

Екатерина нахмурилась. Второй уже раз подозрение ядовитой змеей закралось к ней в душу. И снова она поставила на карту искренность Монморанси, не веря в то, что он замышляет что-то недоброе против нее.

Путешествие тем временем продолжалось.

Вскоре были в Туре, одном из крупнейших портов на Луаре, торговом и промышленном центре, славящемся производством мануфактуры и оружия.

После Туры, Амбуаза и Блуа королеве-матери вздумалось повернуть на Мулен. Именно там она собиралась созвать ассамблею высшей знати королевства и попытаться окончательно примирить остававшиеся до сих пор враждебными между собой семейства Гизов, Монморанси и Шатильонов. И этим оправдывался столь неожиданный поворот.

Но по дороге Екатерина решила сделать еще один крюк. Ей пришла фантазия навестить Диану де Пуатье, герцогиню де Валантинуа, бывшую свою соперницу, любовницу ее мужа, жившую в замке Шомон на Луаре. Конде был прав, когда заверял Матиньона в том, что Екатерина Медичи не упустит возможности еще раз побольнее уколоть бывшую всесильную фаворитку Генриха II, — одним своим появлением дать ей понять, каких высот достигла она и в какую пропасть свалилась Диана.

Тонкий знаток женских душ, Конде криво усмехнулся, когда увидел, что они подъезжают к замку, в котором жила или, вернее, доживала свои последние дни женщина, которой подчинялся сам король, женщина, которая из кабинета своего дворца могла решать судьбы Франции и других государств, женщина, которую считали королевой и чьи приказания исполнялись так же, как и самого короля.

Замок Шамон был построен в живописной долине Луары в XV веке королем Людовиком XI. Вид его мрачен и зловещ; так и кажется, глядя на него, что его стерегут чудовищные монстры и драконы, изрыгающие пламя.

Замок несколько раз подвергался приступу неприятеля, но ни разу не был взят.

Однако внутри все эти угрюмость и страх, навеянные внешним видом замка, сразу же пропадали. Здесь были прекрасные сады, аллеи, цветники, фонтаны с водой, а архитектура построек, а также внутренняя облицовка стен указывали на резкий контраст между мрачным Средневековьем и изящным Возрождением.

Приезд огромного королевского поезда с придворными и дворцовой челядью вызвал большой переполох в замке. Никто не ожидал королевское семейство, и только хозяйка дома, казалось, нисколько не удивилась непрошеным гостям. Выйдя навстречу им в элегантном сером платье, украшенном драгоценностями, она со сдержанной, полной достоинства улыбкой оглядела все это сборище усталых, разодетых в разноцветные наряды людей, величаво поклонилась членам королевской семьи, приветливо кивнула зятю и раскрыла объятия дочери Диане. Придворные смотрели во все глаза на эту властную, порой жестокую женщину своего времени и вспоминали то, что они слышали о ней. Дамы приветствовали ее легкими реверансами, мужчины, восхищенные неувядающей красотой и манерой держать себя гордо и независимо, склонялись перед ней, срывая с голов шляпы.