Владимир Москалев - Гугеноты

— Что вы делаете, сударь?! — взмолилась она, безуспешно пытаясь вырваться.

— Зачем ты ходила к королеве? — процедил сквозь зубы Матиньон.

— Я? Что вы, сударь! — Барбетта вытаращила глаза. — Кто вам сказал?

— Что ты ей говорила? — продолжал Матиньон, все сильнее сжимая горло служанке.

— Ничего, сударь… — она стала задыхаться. — Я не ходила к королеве, с чего вы взяли…

Правой рукой Матиньон вытащил кинжал и приставил его к груди Барбетты:

— Врешь! Что ты делала в комнате рядом с покоями герцогини? Отвечай, шлюха, или я зарежу тебя как свинью!

И он нажал на клинок. Лезвие вмиг прокололо ночную рубашку, и на этом месте проступило алое пятно. Служанка молчала и тщетно пыталась вырваться из цепких пальцев Матиньона. Лицо ее стало багроветь.

— Чего вы от меня хотите? — прохрипела она.

— Что ты делала в этой комнате? Ты подслушивала?

— Я меняла белье камеристке.

— Целых полчаса?

И он сильнее надавил на клинок. Он вошел в тело на полдюйма и уперся в ребро. Алое пятно стало увеличиваться. Служанка застонала от боли.

— Отвечай же!

— А если я скажу, вы отпустите меня?

— Я поступлю с тобой по справедливости.

— Тогда отпустите… мне трудно говорить.

Матиньон разжал пальцы. Едва Барбетта почувствовала свободу, как сразу же раскрыла рот, собираясь позвать на помощь, но Матиньон тут же зажал ей рот ладонью. Она умоляюще посмотрела на него и часто захлопала ресницами, давая этим понять, что сделает все, как ей прикажут.

— Итак?.. — он убрал ладонь и снова обхватил пальцами ее шею.

— Я застилала постель… — быстро заговорила девушка. — Из комнаты рядом доносились голоса, их было хорошо слышно. Должно быть, так и не починили дверь, которая плохо закрывалась. Я стала слушать…

— Зачем?

— Там находилась королева протестантов…

Она закашлялась. Матиньон ослабил пальцы, но не убрал кинжала.

— Вот он что, — уже мягче сказал он, пытаясь сыграть роль единоверца служанки. — Это другое дело. Что же ты молчала, надо было сказать об этом сразу. Что было потом? Ты пошла к королеве-матери?

Но она, внезапно почувствовав подвох и обретя некоторую свободу, попыталась вырваться. Он снова сдавил ей горло, и она, чувствуя, как сознание и силы покидают ее, вцепилась ногтями в эту руку, отнимающую у нее жизнь. Он полоснул кинжалом по ее пальцам; окрасившись кровью, они тут же убрались.

— Зачем ты ходила к Екатерине Медичи? Зачем, говори! Что ты ей сказала? Говори, если хочешь жить!

— Я… я сказала ей… все, что слышала.

— А что ты слышала?

— Что гугеноты хотят захватить… королевский поезд. Теперь отпустите меня…

— Я ведь обещал тебе, что поступлю по справедливости. Сожалею, но тебе не повезло: я — протестант.

Он сжимал ей горло до тех пор, пока не почувствовал, что уже безвольное тело всей своей тяжестью давит вниз. Лицо служанки посинело, глаза вылезли из орбит и закатились, багровый язык наполовину вывалился изо рта. Матиньон разжал пальцы, и тело Барбетты бесформенной грудой рухнуло на пол.

— Будь ты проклята, гадина! — произнес Матиньон. И тут он увидел на столе маленький мешочек с вышитыми на нем королевскими лилиями. Он открыл его: в нем были золотые монеты. И тогда Матиньон понял все.

— Так вот цена твоего предательства! — воскликнул он, презрительно посмотрев на труп, лежащий у его ног.

В дверях Матиньон остановился, обернулся, вернулся назад и, сунув кошелек за полу камзола, пошел прочь. В покои королевы Наваррской Матиньон ворвался будто вихрь.

Принц Конде сидел напротив Жанны за столом; перед ними лежали какие-то бумаги.

— Что случилось, Матиньон? — спросил Конде.

— Ваше Величество, ваш разговор подслушали, — произнес Матиньон. — Королеве-матери все известно!

Жанна вскочила с места, подошла к Матиньону вплотную, не сводя с него глаз. Губы ее побелели, краска исчезла с лица.

— Откуда это известно?

— Говори, — сказал Конде.

И Матиньон поведал им все, что произошло.

— Нас предали! — воскликнул Конде, ударяя кулаком по столу.

— Да, монсеньор. — И Матиньон бросил на стол мешочек с деньгами: — Вот цена этого предательства.

— Все пропало, — простонала Жанна, переводя взгляд на Конде, — теперь Екатерина нам не простит.

— Ей известны имена? — спросил Конде.

— Думаю, ей известно все.

— Я посвятила герцогиню Д'Этамп в подробности нашего плана, — проговорила Жанна. — Но ведь она уверяла меня в безопасности!.. Матиньон, приведите сюда герцогиню!

— Вы допускаете мысль, что это подстроено? — задумчиво шагая по комнате, спросил Конде.

— Нет! — категорично бросила Жанна. — Только не это, она не католичка. Здесь что-то не так. Только она сама сможет ответить на этот вопрос.

В это время вошла герцогиня Д'Этамп в сопровождении Матиньона.

— Мадам, — сразу приступила к ней Жанна Д'Альбре, — как могло случиться, что наш с вами разговор стал известен от слова до слова Екатерине Медичи?

Герцогиня, плотно сжав губы, посмотрела на нее взглядом человека, сомневающегося в здравости рассудка собеседника.

— Это невозможно.

— И, тем не менее, это так.

— Откуда такие сведения?

— Господин Матиньон, повторите ваш рассказ.

— Это невозможно, — снова повторила герцогиня, бледнея.

И вдруг она резко вскинула голову, словно внезапно вспомнив что-то. Схватив за руку Жанну, она потащила ее за собой:

— Идемте, Ваше Величество! Кажется, я догадалась, в чем дело.

Они вышли и вскоре очутились в спальне камеристки. И когда герцогиня приподняла портьеру и потянула за ручку двери, через которую можно было попасть из одной спальни в другую, то она, даже не скрипнув, тихо приоткрылась и замерла.

— Так и есть, — скрипнула зубами Анна Д'Этамп. — Всему виной плотник, который не выполнил свою работу: вчера я приказала ему починить замок.

Лунный свет упал на лицо герцогини, и от этого оно показалось Жанне синим, словно у мертвеца.

— Он умрет, — услышала Жанна жестокий приговор. — Вернемся к вам, королева.

Конде, хмурый и бледный, готовый на все, молча поджидал их у окна, держа руку на рукояти шпаги.

— Надеюсь, нам не придется убивать вас, мадам, — полушутя, полусерьезно обратился он к герцогине Д'Этамп.

— Нет, Конде, вины герцогини в этом нет, — ответила Жанна. — Я сама видела, как мадам Д'Этамп проверяла все двери; эту, видимо, придержали в это время с другой стороны. Всему виной нерадивость ее слуг.

— Я рад, что вы оказались вне подозрений, — сказал Конде, — однако это не меняет сути дела. А посему нам надлежит немедленно действовать.

— Что вы предлагаете, принц? — спросила герцогиня. — Пойти и первыми взять под стражу королевское семейство?

— Мысль неплохая, но есть и другая, получше. Надо известить Монморанси, сплотить вокруг себя гугенотов и подготовиться к нападению, ибо не исключена возможность, что Екатерина в данную минуту разрабатывает план нашего ареста.