Патрик О`Брайан - Командир и штурман

— Теперь неплохо бы убавить парусов, — заметил Джек Обри. — Мы пойдем таким курсом в течение получаса. — С этими словами он спустился вниз, рассчитывая разобраться с огромной кипой неотложных бумаг.

Помимо документации на снабжение и денежных ведомостей, следовало заняться шканечным журналом, который мог рассказать о прежней истории судна, а также судовой ролью, которая порассказала бы об экипаже. Он принялся перелистывать страницы:

«Воскресенье, 22 сентября 1799 г. ветры от NW , W , S . Курс N 40°W , дистанция 49 миль, широта 37°59 'N , долгота 9°38' W . Мыс Сент-Винсент по пеленгу S 27E , 64 мили. 12. 00, свежие шквалистые ветры с дождем, время от времени ставили паруса и брали рифы. 00. 00, штормовые ветры, в 4. 00 убрали грот, в 6. 00 в зюйдовой части горизонта заметили незнакомый парусник, в 8. 00 ветер ослаб до умеренного. Взяв рифы на гроте, поставили его, в 9. 00 вели переговоры с парусником по семафору. Это был шведский бриг, направлявшийся в балласте в Барселону. В полдень погода стихла, повернули по компасу».

Десятки записей о службе подобного рода и о конвойной работе. Простые, ничем не примечательные, ежедневные операции, которые составляют службу на девяносто процентов, если не больше. «Экипаж занят разными работами, читал военные сводки… участвовали в конвойных операциях. Поставлены брамсели, взяты вторые рифы на марселях. В 6. 00 передал шифрованный сигнал двум линейным кораблям, которые ответили. Поставлены все паруса, экипаж занимается приборкой… время от времени лавировали, взяли третий риф на грота — марселе… свежий ветер, обещающий стихнуть… стирали койки. Провел перекличку по вахтам, читал военные сводки и наказал за пьянство Джозефа B уда, Дж. Лейки, Мэтт. Джонсона и Уил. Масгрейва двенадцатью ударами линька… 12. 00, штилевая погода, туман, в 5. 00 спустил шлюпки, чтобы отбуксировать судно подальше от берега, в половине 6-го бросил стояночный якорь, мыс Мола на пеленге S SW , дистанция 5 лиг. В половине 8-го внезапно налетел шквалистый ветер, пришлось обрубить якорный канат и поднять паруса… читал военные сводки и провел литургию… наказал Дж. Сенпета 24 ударами линька за неповиновение… Фр. Бечелл, Роб. Уилкинсон и Джозеф Вуд наказаны за пьянство…»

Множество записей подобного рода: хватало телесных наказаний, но ничего особенного, к сотне ударов никто не был приговорен. Эти записи расходились с его первым впечатлением об излишней мягкости, царившей на судне. Надо будет более внимательно отнестись к этой проблеме. А вот и судовая роль: «Джеф. Уильямс, матрос второго класса, родился в Бенгалии, поступил добровольцем в Лиссабоне 24 августа 1797г., сбежал 27 марта 1798 г. в Лиссабоне. Фортунато Карнелья, мичман, 21 год, родился в Генуе, 1 июня 1797 г. уволен согласно письменному распоряжению адмирала Нельсона. Сэм. Уиллси, матрос первого класса, родился на Лонг — Айленде, поступил добровольцем в Порто 10 октября 1797 г., сбежал с судна в Лиссабоне 8 февраля 1798 г. Патрик Уэйд, необученный матрос, 21 год, нанялся 20 ноября 1796 г. в Порто Феррайо, уволен 11 ноября 1799 г. и передан прокурору по распоряжению капитана Дарли. Ричард Саттон, лейтенант, принят на службу 31 декабря 1796 г. по распоряжению адмирала Нельсона, вычеркнут из списков личного состава по причине смерти в бою с французским капером 2 февраля 1798 г. Ричард Уильям Болдик, лейтенант, принят на службу 28 февраля 1798 г. по рекомендации графа Сент — Винсента, отчислен 18 апреля 1800 г. в связи с переводом на «Паллас» по распоряжению лорда Кейта».

В графе «Вещи умерших» напротив фамилии Саттон стояла сумма в 8 фунтов 10 шиллингов б пенсов, очевидно полученная при распродаже у грот-мачты.

Но Джек Обри не мог позволить, чтобы его мысли оставались прикованными к разграфленному столбцу. Его неудержимо влекло к себе иное зрелище: синее море, более темного оттенка, чем небо, сверкающее в кормовом иллюминаторе. В конце концов он захлопнул судовую роль и стал наслаждаться представшей ему картиной. Он думал о том, что при желании мог бы поспать; оглядевшись вокруг, стал наслаждаться одиночеством — этой редчайшей привилегией в море. Служа лейтенантом на «Женерё» и других крупных судах, он, разумеется, мог сколько угодно смотреть в иллюминаторы кают-компании, но при этом никогда не оставался один, всегда ощущая деятельное присутствие сослуживцев. Ему было по душе капитанское одиночество, но получилось так, что именно теперь ему не хватало дружеской поддержки. У него был слишком живой и беспокойный ум, чтобы оценить возможность быть наедине с собой, хотя он и чувствовал преимущества такого положения. Едва пробило четыре склянки, как он уже был на палубе.

Диллон и Маршалл стояли на правом борту у бронзовой четырехфунтовой пушки, очевидно обсуждая какой-то элемент оснастки, видимый с этой точки. При его появлении они перешли на левый борт, предоставив капитану привилегированную часть шканцев. С ним это произошло впервые: сначала он был обрадован как ребенок, хотя не ожидал такого жеста и не думал о нем. Но в то же время он был лишен общества — хотя можно было позвать Джеймса Диллона. Джек Обри раза два или три повернулся, разглядывая реи: они были обрасоплены втугую, насколько позволяли ванты фок — и грот-мачты, но не настолько туго, как должно было быть на идеальном корабле. Он сделал мысленную зарубку: надо будет сказать боцману, чтобы он установил поперечные реи, тогда можно будет получить дополнительно три-четыре градуса.

— Мистер Диллон, — произнес Обри, — будьте добры спуститься по ветру и поставить прямой грот. Курс зюйд-тень-вест, полрумба к зюйду.

— Есть, сэр. Взять два рифа, сэр?

— Ни в коем случае, мистер Диллон. Никаких рифов, — с улыбкой отозвался Джек Обри и вновь принялся расхаживать по шканцам. Вокруг звучали команды, топот ног, крики боцмана; он наблюдал за происходящим со странным чувством отчужденности — странным оттого, что сердце у него при этом билось учащенно.

«Софи» стала плавно уваливать под ветер. Находившийся возле штурвала Маршалл воскликнул:

— Так держать! — И рулевой повиновался команде штурмана.

Когда судно стало совершать поворот через фордевинд, продольный косой грот превратился в облако, из которого образовалась сложенная вдоль ткань — серая, безжизненная масса. И вслед за этим появился прямой грот, наполнившийся ветром; в течение нескольких секунд он трепетал, а затем послушно расправился и, закрепленный шкотами, принял правильную форму. «Софи» ринулась вперед, и до того, как Диллон скомандовал: «Отставить!», судно увеличило скорость по меньшей мере на два узла, зарываясь в воду носом и задирая корму, словно возмущаясь действиями рулевого. Диллон послал на руль еще одного матроса — на тот случай, если из-за смены ветра судно рыскнет [25]. Прямой грот был натянут, как кожа на барабане.