Владимир Шатов - Между жизнью и смертью

- Спасибо!

- Не за что.

- Несколько дней не курил.

- В следующий раз первое, что берите в тюрьму, это курево. - Пошутил остроумный следователь. - Наверное, впервые?

- Надеюсь, больше сюда не попаду…

- Как говориться от тюрьмы, да от сумы не зарекайся.

- Вот именно!

Лейфман отошёл в дальний, самый тёмный угол комнаты, позади стола. Оттуда он, улыбаясь, наблюдал, как обвиняемый в последний раз затягивается папиросой. Потом тот загасил окурок в ладони, в которою стряхивал пепел, предварительно плюнув туда.

- Мелехов! – Вдруг громко крикнул следователь. Обвиняемый от неожиданности вздрогнул, но не оглянулся. - Не привыкнешь никак?

- Не понимаю о чём Вы!

- Не понимает он…

Как Якову надоели все эти «не понимаю»! Он сделал несколько шагов, резко повернулся, сел и направил яркий конус стоящей на столе лампы на допрашиваемого. Григорий попытался отвернуться, но лампочка светила настолько мощно, что её свет был виден сквозь закрытые веки:

- Смотреть мне в глаза!

- Я ничего не вижу.

- Встать тварь, – заорал неожиданно следователь. - Я тебе сейчас всё объясню…

- Это ошибка.

- Ты белый недобиток и враг, я заставлю тебя признаться в этом.

- Я воевал в Красной Армии…

- Молчать! - Следователь вновь подскочил к стоящему Григорию. - Мы всё знаем о тебе, как ты воевал в бело - казачьих частях, как убивал красноармейцев. Твоя фамилия Мелехов и у нас есть неопровержимые доказательства твоих преступлений.

Григорий стоял, не шевелясь и не показывая своим видом нахлынувшего отчаянья. Только враз побелевший лоб и желваки на скулах, выдавали внутреннее волнение.

- Откуда они могли узнать? – Одна мысль билась в его пустой голове. - Кто меня сдал?

Он не мог знать, что настырный следователь просто блефовал. У него в потёртой зелёной папке лежало рукописное заявление бдительного гражданина Симагина. В нём говорилось о том, что некий рядовой шахтёр одной из шахт города Сталино родом с Дона и почему – то скрывает свою настоящую фамилию. Всё остальное домыслила неограниченная фантазия лейтенанта госбезопасности. Он бы сильно удивился, если бы узнал, насколько точно попал своими предположениями. Лейфман с нажимом предложил:

- Так что сейчас пиши показания, оформляем всё протоколом и гуляй!

- Я не буду ничего подписывать. – Григорий немного пришёл в себя. - Это недоразумение

- Знаю, знаю эту песню… - Отмахнулся рукой Яков. - Произошла ошибка, скоро всё выяснится.

- Непременно!

- Хрен тебе! – Озверел вдруг оперуполномоченный. - Я тебя отсюда не выпущу. У тебя теперь один путь, в лагеря. Слышишь? Чем быстрее ты подпишешь показания, что хотел взорвать свою шахту, тем меньше будешь мучиться.

- Не подпишу.

- Как миленький подпишешь, будешь умолять дать тебе эту блядскую бумажку.

Лейфман с подскока ударил Григория в нос. Тот не упал, только пошатнулся и сжал пальцами разбитый нос, чтобы остановилась кровь. Следователь, потирая разбитые костяшки правой руки, тихо сказал:

- Вот тебе протокол, будешь стоять с ним, пока не подпишешь.

- Не подпишу!

- За тобой будут следить, если сядешь, будут бить. Понятно?

- Угу.

- Ну, стой, а я пойду, вздремну.

Часа через два он вернулся, Григорий стоял, покачиваясь, лицом к кирпичной стене. Лейфман словно не замечая его, занялся бумажной работой.

Через час в кабинет зашёл Аникеев начальник отдела.

- Что он у тебя тут стоит ещё? – опытный начальник удивился. - Упёртый…

- Стоит.

- Пусть постоит… - Аникеев взял из рук Григория протокол, прочитал и сказал. - Яков, слушай, ту шахту взрывают другие.

- Чёрт, опять переписывать…

- Нужно переписать.

- Что там у нас есть?

- Пусть будет металлургический завод.

- Слышишь Мелехов? - весело окликнул обвиняемого Яков. - Ты планировал взорвать завод.

- Я Шелехов и ничего не планировал.

- Ну – ну.

Следующие сутки Григорий простоял в углу следственной камеры. Время для него будто остановилось, жизнь закончилась. Сначала он часто думал:

- Сейчас выпрыгну с 3-го этажа в открытое окно и разобьюсь. - Вторая мысль вытеснила первую. - Нет, не могу. Ведь тогда в посёлке скажут, что он точно враг народа, спасовал и разбился. Что тогда будет с Тоней, с детьми. Надо терпеть…

Постепенно всякие мысли сменились тупым равнодушием. Он урывками спал стоя, украдкой прислонившись боком к щербатой стене. Тогда в комнату заходили бдительные охранники и били его по почкам. Иногда он падал на пол и минуты сна в горизонтальном положении казались ему вечностью. Его несколько раз обливали ледяной водой, пинали со злобы ногами. Есть, и пить, естественно, не давали, да ему и не хотелось. Ни о каком туалете речь не шла, во время побоев Григорий несколько раз обмочился в штаны. На вторые сутки к нему зашёл деятельный Лейфман.

- Ну и воняет от тебя папаша! – он брезгливо скривился.

- Постой рядом и ты завоняешь.

- А ты упорный фрукт. - Яков любил работать с такими твёрдыми клиентами. - Ладно, тебе же хуже, пойдёшь на этап как несознавшийся. Охрана!

Двое дюжих охранников буквально отволокли Григория в подвал, ноги не слушались. Они так опухли, что когда его бросили в изолятор, сокамерники едва сняли с него неприлично раздутые сапоги…

Недовольный голос надзирателя прорвался сквозь железную дверь раньше, чем она открылась:

- Шелехов выходи! – он торопился и поэтому подгонял заключённого. - Слыхал?

- Слышу. – Ответил сонный Григорий и шагнул из плотной темноты камеры в показавшийся необыкновенно светлым, гулкий коридор. - Чего орать...

- Быстрее давай.

- Да иду, иду.

- Стой здесь! – приказал тот же голос. - Лицом к стене, руки за спину…

Григорий послушно вышел в коридор и занял предписываемую позу, два месяца в изоляторе предварительного следствия сделали своё дело. Он привык подчиняться приказам работников тюрьмы без разговоров, почти без внутреннего сопротивления.

- Отставить Сидорчук. – Распорядился другой голос. - Пускай повернётся лицом.

- Повернись!

Григорий медленно развернулся и в упор уставился на невзрачного человека, подошедшего тихо из–за угла бесконечного коридора. В белых, хилых руках он держал кипу бумаг и, перебирая их, искал нужную.

- Да где же она? – бормотал он про себя. - Только что видел… А вот нашёл!

Он радостно вскинул на арестанта серые, невыразительные глаза и сказал:

- Гражданин Шелехов! – казалось, он наслаждается торжественным моментом. - Решением тройки Вы проговариваетесь к десяти годам лагерей по статье 58, пункт 9, 11. Пункты статьи обозначают групповую диверсию, вот выписка из протокола заседания тройки. Хотите ознакомиться?