Владимир Шатов - Между жизнью и смертью

Микола тяжело вздохнул, обречённо махнув правой рукой и закончил:

- Вот, собственно, и вся моя история. – Горько усмехнулся украинский селянин, ставший французом. - С начала тридцатых годов я уже не выходил из исправительно- трудовых лагерей, да, видимо, и не выйду…

Добавил он, поглядывая на свои распухшие ноги. Да, дневалить просто так не оставляли. Он с трудом встал и, шаркая непослушными ногами, двинулся на улицу.

- Ты с Митрием всё же поосторожнее, – через пару минут предостерёг задремавшего свояка Григорий. - Злопамятный он…

- Да ладно! – отмахнулся Кошевой. - Столько лет прошло…Неужто будем здесь старые счёты сводить?

- Ну-ну!

Хитроумный план заключённого Рохлина полетел, к чертям собачим. Намеченные на раннее утро следующего дня действия по встрече с Мишаней Маленьким нарушил лейтенант Козырев. Секретарь комсомольской организации прииска вечером вызвал Бориса к себе и строго глядя на испуганного зэка спросил:

- Тунеядствуешь?

- Никак нет, гражданин начальник. – Подпрыгнул от усердия артист. – Занимаюсь наглядной агитацией.

Комсорг задумчиво поднял глаза к серому потолку и с усмешкой сказал:

- Почему тогда у нас ничего нет по «финской» войне?

- Материалов маловато, - попробовал отвертеться изворотливый Рохлин. - На чём рисовать?

- Ты не юли! – Предупредил лагерного художника требовательный Козырев. - Лучше подумай, как выполнить решения партии.

- Думаю…

- Просто необходимо отразить борьбу Советского народа с подлыми «белофиннами».- Ставил непосильные задачи энергичный вожак комсомольцев. - Не захотели они, понимаешь, отдать кусок столь необходимой для Ленинградской области земли. Гады!

Борис поднял мохнатые брови домиком, что означало для него усиленную работу мысли:

- А что если на плакатах клеймящих немецких фашистов переписать названия? – Предложил он неуверенно. - В связи с заключением пакта о ненападении с Германией все старые картинки оказались ненужными. Будут финскими фашистами… Кто там знает отличия в форме одежды?

- Молодец! – оценил идею лейтенант. - Вот за ночь и перепиши все плакаты.

- За ночь не успею…

- Я сказал оформить. – Отрезал комсорг. - К обеду завтрашнего дня обновлённая наглядная агитация должна висеть по всему лагерю! Ясно?

- Яснее не бывает. – Смирился Рохлин и побрёл выполнять приказание.

- Опять ночь не спать и Мишаню завтра снова не отблагодарю.

На счёт убитой на мазню ночи Борис погорячился, он справился с заданием за пару часов. Быстро закрасил старые надписи и по мере высыхания красиво написал проклятия агрессивным финнам. Борис даже успел немного заснуть и утром, поручив приставленным к клубу двум доходягам развесить плакаты, побежал в столярку.

В длинном, рублёном из лиственницы здании, с одного конца которого располагалась старенькая пилорама, уже вовсю суетились работники. Двое вчерашних зэков натужно грузили на тележки, поставленные на рельсы, объёмные брёвна.

- Мишаня где? – спросил запыхавшийся Борис.

- В своей загородке. – Ответил ближайший работяга и махнул в сторону отгороженного угла. - Инструктирует новичков.

Рохлин двинулся в бригадирскую коморку, сколоченную из разного хлама с единственной целью, защититься от неотапливаемого помещения столярки. Маленький как раз закончил свои наставления:

- Всё идите, работайте! – велел бывший вор. - Сегодня нужно срочно распилить целый вагон леса.

Борис в дверях вежливо посторонился, и мимо его протиснулись хмурые заключенные, с которыми вчера разговаривал Коршун. Они присоединились к зэкам, включившим визжащую пилораму, и начали подавать брёвна к мелькавшим вертикальным пилам, кроившие стволы деревьев на дюймовые доски.

- Спасибо за помощь. – С порога поблагодарил Борис Мишаню и протянул сморщенное кольцо краковской колбасы. - Всё украденное вернули, только продуктовую посылку естественно съели… Вот всё что заначил!

- Пустое! – смутился благодетель, но колбасу взял.

Они поболтали о лагерных сплетнях, и Рохлин засобирался обратно в свою тихою каморку в лагерном клубе. Борис всегда чувствовал себя неуютно, когда находился на виду. Друзья по несчастью вышли в холодную столярку и в этот момент с другого конца здания вошли несколько человек.

- А это кто припёрся? – удивился бригадир, вглядываясь в приближающуюся группу.

- Коршун, а с ним Митя и Калуга, - обомлел Борис. - Принесла нелёгкая

Пришельцы не обращали внимания на оставшихся у каморки наблюдателей, а уверенно подошли к потным пильщикам.

- Здорово земляки. – Поздоровался Коршун. - Бог в помощь.

- Здорово Митяй! – ответил Григорий. - Бог передал, чтобы ты помог…

Коршунов невесело усмехнулся и сказал:

- Не положено мне работать…- он обошёл рычащую пилораму по кругу, внимательно всматриваясь в молчащего Кошевого. - Я вишь зараз блатной, а нам работать в западло.

- Ты же казак!

- Был казак, да весь вышел! – отрезал Коршун. - На нас воров мужики пашут, вроде вас.

На последних словах друга детства Михаил поднял на того светлые глаза.

- Скурвился ты Митяй совсем. – Сказал он. - А впрочем, ты всегда таким был…

- А ты на меня не лайся, – огрызнулся Коршун. - С тебя должок причитается за спаленный курень и деда.

- Я свои долги с лихвой отдал! Не ты мою мать зарубил?

- Отдал, да видать не все…

Коршун кивнул головой спокойно стоящим Мите и Калуге. Дебелые подручные вдруг резко схватили под руки опешившего Кошевого и бросили на распиливаемое бревно. Они крепко прижали его тело, и седая голова Михаила оказалась в десятке сантиметрах от вгрызающихся в древесину зубьев. Григорий крикнул и рванулся выручать свояка:

- Что вы творите?

- Уйди Гришка, – предостерёг его Коршунов и встал на пути. - Не мешай… Хай Михаил расплатится за свои грехи!

- Не тебе судить его. – Зло сказал Григорий и, оттолкнув Дмитрия, шагнул к корчившемуся в тщетных попытках вырваться Михаилу.

- Как раз мне…

Коршун схватил торчащий в массивной колоде плотницкий топор, служивший для обрубания сучьев, и прицельно ударил обухом старого знакомого в спину. Григорий споткнулся, мешком упал сначала на колени, а потом на заплёванный пол. Налётчик ловко перепрыгнул через него и, оказавшись прямо перед распятым Михаилом, высоко поднял двумя руками острый топор.

- Сдохни предатель! – выкрикнул он и резко опустил его на шею Кошевого. - Это тебе за всех убитых казаков.

Блеснувшее лезвие перерубило позвоночник Кошевого, и его голова беспомощно повисла на остатках целых жил, мускулов и вен. Затуманенные глаза Михаила от боли вылезли из глазниц и укоризненно уставились на убийцу. Тугая струя крови из разорванной яремной вены ударила в стоящего справа Калугу и тот брезгливо отступил. Выгнутое дугой тело Кошевого, в последнем смертном движении свалилось со скользкого бревна.