Николай Данилов - Кордон

Прослыв жандармом Европы, Николай никогда не забывал о строгом выполнении порядков в своей стране. То, что соблюдалось на глазах в Санкт-Петербурге, он требовал, чтобы это было в Москве и других крупных городах, по всей Великой Руси, вплоть до ее дальних окраин.

Не случайно царь затянул разговор с Муравьевым. Граф ему нужен для особой цели. До ушей императора дошли слухи, что в Восточной Сибири нет настоящего хозяина, нет преданного душой и телом царю человека. Иркутский и якутский губернаторы обленились. Один пристрастился к охоте, увлекается рыбалкой, а другой любит читать книжки разные и никому не запрещает пользоваться непроверенной литературой. За порядками же в губерниях оба, как подобает, не следят, с неполадками смирились. Им мало дела до того, чем занимаются солдатские гарнизоны, что происходит в казацких пикетах, донельзя распустили бесконтрольностью купцов и чиновников, нет надзора за политическими ссыльными…

— Царские законы о париках и головных уборах в Иркутске и Якутске грубо нарушаются, — недовольство-вал Николай. — Известно, что из женского персонала шляпы могут носить только дворянки и чиновницы, а таи? без

зазрения совести в них красуются купчихи и мещанки. Больше того, — возмущался царь, — все это происходит безнаказанно. Я не слыхал, чтобы в Сибири, кроме солдат и казаков, кого-то подвергали экзекуции. А там, полагаю, немало злоумышленников. Их не утихомиришь, если не будешь сажать в околоток, пороть розгами. Терпеть не могу либералов! Беспечно ведут себя в Иркутске и Якутске наместники.

Муравьев не был противником экзекуций. Он согласен с. царем — злоумышленников нужно наказывать беспощадно. Но при чем тут женщины с их головными уборами?..

— Можно ли, граф, мириться с таким беззаконием?

— Беспечность и лень — пороки тяжкие.

Государь помолчал.

— Я допускаю, — уже спокойно продолжил он, — что в рапортах чиновников, побывавших в тех местах, есть и преувеличение. Возможно. Иркутского и якутского губернаторов до поры до времени оставим на своих местах. Но им нужен… — Царь сделал паузу и произнес с прононсом — stimul.

«Стрекало», — мысленно перевел латинское слово Муравьев, едва сдержав улыбку.

— А посему, — сказал император, — Мы решили послать в Восточную Сибирь такого военного генерал-губернатора, который сумел бы навести там должный порядок. Как смотришь, граф, на это?

— Видимо, обстоятельства так подсказывают, — дипломатично ответил Муравьев.

— Подсказывают.

«Что он хочет этим сказать?» — терялся в догадках Муравьев.

— В Восточную Сибирь пошлем тебя, — произнес царь, — Ты, граф, сугубо военный человек, зарекомендовал себя безупречной службой. Вот и отправляйся в Иркутск.

Муравьев привстал.

— Помилуйте, ваше императоское величество! — взмолился он. — Мне пост военного губернатора в Сибири! Велика-с, весьма велика-с должность.

— Справишься. Нужно, — повелительно бросил государь. — Этого хотим Мы, этого требуют интересы империи.

Муравьев смолк. Он понял, что вопрос о его назначе-

нии решен и остается только соблюсти формальность — дать согласие и поблагодарить царя за оказанное высокое доверие, дабы непослушанием своим не разгневать благодетеля.

Через минуты монарх напутствовал:

— Изволь, генерал-майор, объехать крупные селения и показать там свою строгость. В военных гарнизонах и казацких пикетах пусть чаще усмиряют ретивых служивых розгами, пропускают через строй, кладут на «кобылу». Глаз не спускай со ссыльных. Волконские, Трубецкие, Пущины и прочие государственные преступники всегда опасны. И дети, поди, у них выросли вольнодумцами. Не допускай сборищ… Полюбопытствуй, не балуются ли у наших берегов японцы, не беспокоит ли кто жителей Русской Америки. Обо всем важном уведомляй Нас подробными рапортами. Оказии из Сибири организуй сам…

Судя по тому, как государь на прощанье сильно встряхнул ему руку, Муравьев понял, что Николай остался доволен своим решением, назначив его военным губернатором Восточной Сибири.

Граф ушел от царя взволнованным и озабоченным. Высокая должность и доверие государя приятно щекотали самолюбие, но в то же время им овладели беспокойство и тревога за дела и ответственность, возложенные на него в огромном крае.

Прежде чем отправиться в дальний вояж, Муравьев побывал по делам в некоторых министерствах и ведомствах столицы. Высокие петербургские чиновники, с кем прямо или косвенно будет связывать его дальнейшая служба, поздравляли Николая Николаевича с новым назначением, подбадривали, наставляли, пугали. Но из многочисленных встреч с разными людьми ему почему-то больше всех запомнился короткий разговор с капитан-лейтенантом Геннадием Ивановичем Невельским в Адмиралтействе. Средних лет, с волевым обветренным в морских просторах лицом, офицер, выбрав удобный момент, подошел к нему гам. Представившись, сказал:

— Летом будущего года мне предстоит путешествие на транспорте «Байкал» в Камчатку с грузом Российско-американской компании.

— Чем могу быть полезен? — поинтересовался Муравьев.

Невельской изложил свою необычную просьбу. Он в 1849 году, когда прибудет в Петропавловск, намерен выкроить летний месяц и отбыть на «Байкале» от Камчатки к Сахалину, чтобы исследовать его западные берега. Это личное желание, но связано с государственной важностью. Он, командир транспорта, постарается незапрожектированное путешествие выполнить без каких-либо дополнительных затрат. Но чтобы сделать такой рейс, нужно формальное разрешение высокого сановника. Невельской просил военного губернатора Восточной Сибири обратиться за таковым к начальнику Главного морского штаба, светлейшему князю Александру Сергеевичу Меншикову.

— Что вы намерены найти у Сахалина? — спросил Невельской высказал свои соображения, которые показались Николаю Николаевичу фантастическими. Морской офицер собирался доказать, что Сахалин не полуостров. По его предположению, Татарский залив соединен с Охотским морем неизвестным пока проливом. А Амур, по догадкам Невельского, настолько судоходен, что в его устье могут заходить корабли.

— Ну, что ж, попытка — не пытка, — подумав, ответил Муравьев и пообещал посодействовать. — Летом сорок девятого я сам постараюсь побывать в Камчатке. Может, там и встретимся. Мне нравится, господин Невельской, ваш бескорыстный порыв. Дерзайте!

— Есть дерзать!

На том и расстались.

Вернувшись в Тулу, Николай Николаевич начал собираться в дальнюю дорогу.

Они были разными, полновластные хозяева Восточной Сибири, иркутский и якутский губернаторы. Один — здоровяк, заядлый охотник, весельчак и бабник — неделями пропадал на природе с ружьем и собаками; другой — маленький пузатенький старичок с подагрическим румянцем на щеках, медлительный и тихий, примерный семьянин — месяцами не покидал домашнего очага.