Николай Данилов - Кордон

Гром пушек повторился. Потом еще и еще ударили орудия батареи. Отсек вздрагивал, трясся, сверху со стен ссыпалась земля. Федька не услышал плача, он его почувствовал. Захныкал двенадцатилетний Семка Теткин. Отвернув лицо в угол, он тер глаза кулаками, его плечи мелко дрожали.

Федька, преодолевая робость, поднялся с пола и приоткрыл дверь.

— Не искушай судьбу, раб божий! — запротестовал священник. — Затвори дверь. Оная спасет тебя, сын малый, от напасти лютой.

Федька, упрямо сжав губы, не отходил от двери. Он успел мельком взглянуть на артиллеристов в тот момент, когда раздался выстрел. Дверь захлопнулась.

— Наши здорово бьют французов! — прокричал Федька и присел у выхода с явным намерением еще раз приоткрыть дверь. Эго он сделал через минуту. Семка перестал хныкать. Страх у пацанов начал постепенно переходить в любопытство. Один, второй, третий приблизились к двери. Вот и отец Георгий, поняв, что не сумеет унять мальчишек, скосил бороденку, издали заглядывая в щель. Из приоткрытой двери отсека хорошо было видно одно орудие. А разве не интересно посмотреть на артиллеристов в настоящем деле?!

Орудийная прислуга действовала сноровисто и смело. Кантонисты видели этих солдат на учениях. Правда, тогда

на них приходилось смотреть издали, а тут пушки рядом.

Рыгнув огнем и дымом, орудие откатилось назад. В еще дымящее жерло тотчас же высыпали из картуза порох, засовали паклю, закатили ядро, а за ним — еще пук пакли, утрамбовали прибойником. Дружно потянув на себя канаты, артиллеристы водворили орудие на место. В запальное отверстие насыпали порох. Унтер-офицер с рыжими усами на мгновенье нагнулся к прицелу и, отпрянув, прокричал:

— Пали!

Факельщик метнул к запальному отверстию пальник. Федька, а за ним и все мальчишки зажали ладонями уши и открыли рты. Дверь захлопнулась.

— Здорово! — восхищенно выкрикнул Федька и опять приоткрыл дверь. Помещение заполнилось дымом, как в курной избе.

Увидев потное лицо заряжающего, Федька зачерпнул ковшом из кадушки воду и метнулся к орудию.

— Цыц! Пострел! — цыкнул на него рыжий унтер-офицер и, метнув бешеными глазами, резко показал рукой туда, откуда только что мальчишка выскочил. Федька, расплескивая воду, побежал назад.

Орудийный грохот прекратился так же внезапно, как и возник. Наступила тишина… Артиллеристы, вытирая пот рукавами и подолами рубашек, отошли от пушек. Теперь они с удовольствием прикладывались к холодной воде. Тут уж осмелели и остальные пацаны. Их рубашки замелькали по всем отсекам. Из ковшей и кружек они старательно угощали водой каждого, показывая свою полезность на батарее…

— Дымно у вас, — сказал губернатор. — Славно, вижу, поработали.

— «И дым Отечества нам сладок и приятен», — продекламировал гардемарин Владимир Давыдов. — Могли надымить и больше — заряды берегли.

Завойко молча похлопал его по плечу.

На Кошечной батарее было немало авроровцев. Моряки подтвердили сообщение Александра Максутова. Да, им знакомы «гости». Весной в перуанском порту «Аврора» стояла в окружении именно этих кораблей. Не уведи тогда Изыльметьев свой фрегат, авроровцы давно бы кормили на дне морских раков.

— Вам повезло, — задумчиво сказал Завойко. — «Аврору» могли уничтожить далеко от наших берегов.

Губернатору показали на крупное ядро, которое ударило в бруствер батареи.

— Это «голубиное яйцо» потянет два с половиной пуда, — определил кто-то вес ядра.

— Из гаубичного орудия «подарок» выплюнули, — дополнил второй.

— А для нас, хоть из какого пусть палят, — бесстрашно заявил гардемарин Давыдов. — Тут не батарея, а крепость. Нам любые снаряды нипочем.

— Понравились мы чем-то англичанам и французам, — шутливо сказал Завойко, рассматривая ядро. — Через весь Великий океан везли «гостинцы».

— А они, чужеземцы, нам что-то не приглянулись, — подал голос рыжий унтер-офицер. — Как непотребные девки себя навязывают.

— Хуже, — добавил другой унтер-офицер. — Тех, хошь приласкай, а хошь оттолкни, — не обидятся. А эти акулы зубастые таким вонючим смрадом дышат, аж тошнить тянет.

Завойко, выслушав всех, заключил:

— Нет слов, враг противен, и в первую очередь потому, что завоевать нашу землю хочет. Но он, надо помнить, и силен. У нас выход один — не подпускать хищников к себе, не дать им ступить на российскую землю.

Артиллеристы дружными голосами заверили губернатора, что будут стоять так, как подобает русским воинам.

На батарее Красного Яра Василий Степанович также не увидел у людей ни страха, ни растерянности. И здесь артиллеристы шутили и смеялись. Мичман Василий Попов и гардемарин Гавриил Токарев сумели настроить авроровцев (их тут было большинство) на бодрый лад.

— На нас, ваше превосходительство, лезть шибко много охотников не найдется, — сказал высокий плечистый моряк по прозвищу Каланча и показал рукой выше батареи. — Всем места хватит…

Завойко повернул голову и увидел лист старой жести, прикрепленный к дереву у кладбища. На рыжем от ржавчины полотне крупно было намалевано смолой: «Добро пожаловать!»

— Гостеприимные вы хозяева, — шутливо произнес губернатор. — И все равно полезут. Перед вами, скорее всего, могут высадить десант.

— А мы тут зачем? — Каланча похлопал ладонью по груди. — С божьей милостью отобьем.

Кто-то вставил:

— На Бога надейся, а сам не плошай.

— Понятно, — согласился Каланча. — Бог-то Бог, а сам не будь плох. Постараемся!

Губернатор поговорил отдельно с мичманом Поповым и гардемарином Токаревым. Командир батареи и его юный помощник также заверили, что их люди сделают все возможное, чтобы не посрамить чести русского воина.

С наступлением темноты Завойко собрал командиров и провел военный совет. Еще раз подробно обговорив действия всех батарей и команд, офицеры разошлись по боевым постам с твердым намерением достойно отражать нашествие чужеземцев.

Уже было поздно, когда губернатора нашел в канцелярии высокий старик-камчадал. Он по пути заходил в хутор Авача, принес от Юлии Георговны письмо. Жена сообщала, что устроилась с детьми на новом месте вполне сносно, молитвенно просила мужа сообщить ей о себе.

Узнав, что старик пришел в город с внуком, которого снова можно послать на хутор, Василий Степанович начал быстро писать записку:

«К порту подошла англо-французская эскадра из шести кораблей. Мы полагали, что неприятель, придя с превосходными силами, сейчас же сделает решительное нападение. Не тут-то было. По всей вероятности, он нас считает гораздо сильнее. Это дает нам надежду, что с божьей помощью выйдем с честью и славой из этой борьбы. Сегодня мы поменялись выстрелами, но их бомбы и ядра были к нам вежливы. Бог за правое дело: мы их разобьем. Кто останется жив, про то никто не знает. Но мы веселы и тебе желаем не скучать…»