Вадим Каргалов - За столетие до Ермака

Салтыку вдруг стало страшно. Не за себя страшно, больше за близких по духу людей: книжника Ивашку Черного, купца Кленова, крестового дьяка Истому, братьев Курицыных, хотя старший из них, Федор, считается ближним государевым человеком [101] [101] После смерти старшего брата дьяк Иван Волк Курицын будет сожжен в железной клетке как еретик. .

А сам государь Иван Васильевич? Неужто и его наставляет митрополит Геронтий, как сейчас Салтыка наставляет священник Арсений? И сколько их в России, таких неистовых наставников? Великое множество, – поди, на каждого власть имущего свой Арсений найдется…

Темная, непреоборимая сила!

Сила эта затверждает Божьим именем разделение людей, учит мириться со своим местом в жизни и со своей судьбой. Все сущее истинно, все происходящее предопределено Божьей волей – так учат святые отцы.

Но ведь дела воинские не укладываются в такое разделение. Салтык сам видел, как смешиваются в войске места и судьбы, переплавляясь в нечто новое, единое. Не токмо отеческой честью поднимаются люди, но собственным усердием, разумностью, воинским умением. Федька Брех, к примеру, чем теперь не воевода?! А шильник Андрюшка Мишнев, ревнитель воинского порядка, разумный ратеводец?! А иные многие?!

Тесными оказались для сибирского похода местнические рамки. Но скоро ли восторжествует в России новый порядок вещей? [102] [102] Местничество – феодально-иерархический порядок назначения на государственные и военные должности по «отечеству», «отеческой чести». Местничество в войске было отменено царем Иваном Грозным в середине XVI века.

А священник Арсений бубнил и бубнил свое: о зловредных еретических заблуждениях, о греховности сомнений, о Божьей каре за вольномыслие. Салтык не решался прервать его, слушал тоскливо и обреченно. Свободно вздохнул лишь тогда, когда долбленка со священником Арсением отвалила от воеводского насада.

Больше Салтык таких вольных разговоров с Арсением не заводил…

А Камень приближался, синие горные цепи поднимались на глазах, и все сильнее становилась тревога: «Как одолеть эдакую высоту?»

Однако же одолели!

С какими трудами продирались сквозь теснины – страшно вспомнить. Пришлось бросить перед волоком насады и большой облас князя Молдана, – неподъемной оказалась тяжесть. Пушки и тюфяки закопали в землю, отметили это место затесами – надеялись возвернуть в будущих походах. Не последний, чай, поход в Сибирскую землю, пригодятся!

До мяса обдирали ладони бечевой. Ломали кисти в камнепадах. Кровавым потом умывались. Князь Курбский и тот пробовал ушкуи плечиком толкать, чтобы воодушевить ратников. А тех и воодушевлять не надобно было, понимали: не одолеешь Камень – помрешь. Бросались на крутизну, как на приступ каменной крепости, яростно, жертвенно. Господи, избави от повторения подобного!

После волока даже пороги и водовороты реки Щугора, что течет уже по другую сторону Камня, показались райским житьем: река сама несет ушкуи, только подправляй их бег кормовыми веслами. Быстро добежали до Печоры.

Печора встретила ушкуи холодными северными ветрами, секущими злыми дождями, но души ратников уже отеплялись надеждой. Теперь-то дойдем! А если и зазимовать придется, то ведь среди своих, в каждой деревне примут, как родных, обогреют и накормят, а как станут реки – по легкой ледовой дороге обозами. Камень дважды одолели, Сибирскую землю насквозь прошли, неужто по своей земле до дому не доберемся?!

Раскачивала ушкуи тугая печорская волна, текли назад лесистые берега, гребцы взмахивали веслами, помогая течению. Хорошо-то как, просторно!

На корме головного ушкуя, под московским и ярославским стягами, князь Федор Семенович Курбский и воевода Салтык. Шильник Андрюшка Мишнев при них неотлучно. Заметно отощал Андрюшка, ветрами исхлестан, дождями вымочен, но весел. Снова он первый путезнатец, снова к нему обращаются воеводы за советами, а кормчие послушно следуют за головным ушкуем.

За ним, Андрюшкой, бежит вся судовая рать.

– К Покрову в Устюге будем. Верьте мне, воеводы! – настаивает Андрюшка.

– А Салтык о своем толкует:

– Не напрасны труды наши. Будут князья вогульские, кодские и югорские под рукой у государя Ивана Васильевича, беспременно будут!

– Князь Федор Семенович Курбский в сомнении качает головой:

– Думаю, однако, не последний это поход в Землю Сибирскую. Может, и сыну моему Семену выпадет жребий за Камень идти по отцовскому следу…

– Редко в жизни случается, что все собеседники правы, но на этот раз было именно так. До Устюга Великого дошли в назначенный срок, 1 октября 1483 года. А в следующем году посольство сибирских князей в Москву приехало – бить челом государю и великому князю Ивану Васильевичу. И князю Семену Курбскому придется идти походом за Камень – правда, не по отцовскому следу, а другой дорогой, и не судовой ратью, а зимней, на оленях и собаках. [103] [103] В государевой Разрядной книге под 1499 годом записано: «Повелением государя великого князя Ивана Васильевича всея Руси хождение воевод князя Петра Федоровича Ушатого, да князя Семена Федоровича Курбского, да Василия Ивановича Заболотского Бражника в Югорскую землю, на Коду и на вогуличи. А от Печоры-реки воеводы шли до Камня две недели, и тут разделились воеводы: князь Петр да князь Семен через Камень шли щелью, а Камня в облаках не видать, только ветрено. Да убили воеводы на Камне самояди 50 человек и взяли 200 оленей, а на оленях от Камня шли неделю до первого городка Ляпина. А всего до тех мест шли 4650 верст. Из Ляпина встретили с дарами югорские князья на оленях, и от Ляпина воеводы пошли на оленях, а рать – на собаках. И Ляпин взяли, и поймали 23 города, да 1009 лучших людей и 50 князей привели. Да Василий Бражник взял 8 городов и 8 голов. И пошли к Москве здоровы все ко государю».

Но о том сибирском походе рассказ отдельный…

Год от сотворения мира шесть тысяч девятьсот девяносто второй [104] [104] 1 сентября 1483 – 31 августа 1484 года. прокатился чередой больших и малых событий.

Сентября в первый день, по слову великого князя Ивана Васильевича, пришел Менгли-Гирей, хан Крымский, со всею силою своею на державу польского короля и всю землю учинил пусту за его, королевское, неисправление, что наводил хана Амата Большой Орды на великого князя Ивана Васильевича и хотел разорить христианскую веру.

Того же месяца в четвертый день поставлен на архиепископство Новгороду и Пскову бывший протопоп богородицкий Сергий.

Той же осенью, октября в десятый день, на память святого мученика Евлампия, родился великому князю [105] [105] Сын Ивана III – Иван Меньшой – был объявлен великим князем и соправителем при жизни отца. Ивану Меньшому сын и наречен Дмитрием.