Александр Горбовский - Без единого выстрела: Из истории российской военной разведки

Для того чтобы составить такую обобщенную картину, недостаточно уже наблюдений одного разведчика или собранных им сведений. По ниточке, по крупице собиралась такая информация, стекаясь к начальнику тайной канцелярии главнокомандующего, надворному советнику П. П. Веселицкому.

Конный племенной завод занимал в военном потенциале Пруссии такое же место, как сегодня, скажем, танковый завод или завод по производству моторов. Обе стороны понимали это значение. С такой же настойчивостью, с которой русские стремились захватить завод прусского короля, с такой же настойчивостью противник делал все, чтобы завод не достался русским, старался скрыть от глаз русской секретной службы.

Когда летучий отряд драгун, двигавшийся в авангарде казанского полка, достиг местечка, где был расположен королевский конный завод, он застал там лишь остывшие, пустые стойла. Все восемьдесят жеребцов и стадо кобыл были срочно переведены в другое место. Куда?

Постепенно, по обрывочным данным, по сообщениям конфидентов, удалось установить — в Померанию. Но провинция велика. Запад Померании? Юг? Наконец величайшими стараниями через верных людей тайная канцелярия установила — конный завод переведен в Штеттин, где содержится сугубо тайно.

Столь же кропотливые усилия потребовались и в другом деле — выяснить политические настроения подданных прусского короля. Заключение, которое явилось результатом этого, было нелицеприятно и объективно. Несмотря на беспрерывные войны, которые вел король, несмотря на огромные поборы, которыми беспощадно была обложена «вся здешняя земля и всякого чина люди», король оставался весьма популярен. Как говорилось в докладе, составленном секретной службой, «сие неоспоримая правда, что он у каждого чина звания и возраста так много любим, что каждый на него поднесь всю свою надежду полагает». Заключение это было составлено отнюдь не на основании поверхностных наблюдений: как отмечалось там же, местные жители «как доброжелательство свое к королю Прусскому, так и к нам свое неблаговоление, всеми образы хотят прикрывать и стараются, но оныя легко через тучу их притворства видимыми оказываются».

Истории секретной службы хорошо известны случаи, когда доклады и данные составлялись таким образом, чтобы сделать приятное, польстить носителю верховной власти, кто бы им ни был — император, президент, диктатор. Здесь мы видим нечто прямо противоположное — желание сказать правду, сколь бы ни была она неприятна тем, кто будет читать ее.

Но если прусские подданные и любили своего короля, у других, у поляков например, не было особых причин для этого. Куда больше поводов имели они опасаться и ненавидеть своего воинственного соседа. Огромная армия была им создана не для парадов. Молодые люди были облачены в мундиры не только для того, чтобы красиво маршировать под барабанный бой. Если бы русский корпус не пришел во владения прусского короля, батальоны Фридриха давно уже печатали бы шаг по улицам польских городов. Многие поляки понимали это. Поэтому столь велика была их доля среди конфидентов, помогавших русским. Немалое число среди них носило духовное звание и было облачено в сутаны.

Таков был, например, аббат Лок, настоятель небольшого монастыря на границе с Померанией. Через своих людей ему удалось построить целую разведывательную сеть во владениях короля. Не выходя за пределы монастырских стен, аббат знал, что происходит за сотни верст от него. Он сообщал Веселицкому о слабости прусских гарнизонов в провинции Бранденбург и в Западной Померании и об усиленном укреплении Штеттина. Он сообщал о передвижении прусских войск, перечисляя численность полков и даже имена их командиров.

Те, кто занимался сбором этих сведений, в буквальном смысле клали головы на плаху: прусский король слишком хорошо знал, что значит разведка, и разведчиков противника не щадил. «Из Штеттина, — писал аббат Веселицкому, — водою сплавляют в Ландсберг: сено, солому, провиант, амуницию и пушки. Пушек на берег выгружено 280, но пороху и пуль не столько привезено, сколько к ним надобно».

За этими строками стоит ситуация: тяжелые баржи и два-три парусных корабля, причаленные к пологому берегу. Упряжки лошадей, десятки матросов, солдат, рабочих суетятся на берегу и у сходен. Команды, которые, покрывая шум, выкрикивает фельдфебель. И команды, которые вполголоса отдает офицер, отвечающий за разгрузку, и исполнять которые его люди бросаются бегом. Офицер, как и положено ему, в треуголке и при шпаге. А где-то в стороне, на пригорке, сидит человек. Возможно, послушник или монах. Можно подумать, что он занят размышлениями или молитвой. В руках у него четки, и время от времени он передвигает костяшки слева направо. Кому придет в голову, что глазами, которыми смотрит он на происходящее, эту сцену видит сейчас русская тайная канцелярия, надворный советник Веселицкий?

Когда по прибытии прусского корпуса в польское местечко бургомистру было поручено предоставить подводы для нужд армии, он не возражал. Он сказал только, что для этого ему необходимо осмотреть прусский лагерь, чтобы знать, что за припасы надо везти, сколько их. Обходя лагерь, бургомистр старается заметить все — число палаток и по скольку человек размещается в каждой, какие при корпусе орудия и сколько их. «Я в сем лагере, — пишет он рапорт Веселицкому, чтобы той же ночью отправить его, — 50 орудиев счел, под которыя от 8, 10 и до 19 лошадей запрягают. Сей корпус во вторник, во втором часу по полуночи, разделясь на две половины, в поход выступил».

Конфидентам, находившимся на территории короля, опасно было подписывать донесения своим именем. Мало ли что может случиться. Поэтому многие из них имели свой знак или букву. Таким был, например, один из самых верных конфидентов, иезуит Броун, подписывавший свои послания буквой F.

Донесение, поступившее на имя главнокомандующего, сообщало об очередном лазутчике, засылаемом в русскую армию: «Он среднего роста, лицо продолговатое, темноватое, глаза черные, волосы черные, небольшая борода, носит камзол (поддевку) коричневого барокана и вокруг туловища ремень из скверной кожи». Сообщение это доставлено было «с той стороны». Лазутчик был еще в пути, а русская секретная служба готовилась уже к его встрече.

Оттуда, с территории врага, из других стран в тайную экспедицию донесения шли беспрестанно. Компания английских купцов с товарами из Лондона и Глазго должна проследовать через Польшу и Курляндию в пределы империи. Казалось бы, к чему русскому главнокомандующему С. Ф. Апраксину знать об этом? Причина тому, однако, имелась: это были не купцы, под видом английских купцов в Россию следовали лазутчики прусского короля. Предписание, направленное на его, главнокомандующего, имя, гласило: «Мы не сомневаемся, что вы о примечании за ними и о том старание приложите, дабы их весьма схватить…»