Виктор Ротов - Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)

Вот ведь до чего можно запутаться в собственных сплетнях.

Авторы «Дневника» заходят так далеко в своих выдумках, что ставят самый страшный и самый подлый, какой только можно себе представить вопрос: «Кто отец Маленького?» (Наследника). Провокация, грязнее которой в природе просто не существует! Вырубова якобы пишет об этом так: «Этот вопрос носится в воздухе. Об этом говорят у Гневной, в салоне Бекеркиной, в полку, на кухне и в гостиной царя». И тут авторы, понимая, что высшей гадости уже не может быть, восклицают именем Вырубовой: «Как гадко! Как скверно! Маленький — сын Папы, это ясно. Если сплетни будут продолжаться, в. к. Петр Николаевич и в. к. Милица Николаевна будут высланы первыми».

Провокация авторов тем более гнусная, что тут же подставляется мнимый источник сплетни: великий князь Петр Николаевич и великая княгиня Милица Николаевна. С целью еще больше обострить отношения царя с родственниками.

Однако надо заметить, что у авторов «Дневника» был некий источник, который и подтолкнул их к столь чудовищной провокации. Правда, этот источник более чем сомнительный, но авторов это не смутило. И даже не насторожило, что он дает им в руки нить, по которой нетрудно проследить, откуда тянется сплетня. Источник этот — не кто иной, как сам Арон Симанович. Ссылаясь на лиц, «заслуживающих безусловного доверия», но не называя конкретно их имен, и ничтоже сумняшеся пишет: «Известно, что в первые годы супружества у царицы рождались лишь дочери. Это служило поводом многим насмешкам. В конце концов царская чета сама почти перестала верить в возможность рождения сына. Вину в том, что у его супруги рождались лишь девочки, царь приписывал себе и эта мысль, наверное, навеяна царю каким‑нибудь предсказателем. Поэтому он будто бы пришел к невероятному решению на время отказаться от прав мужа и предоставить свою жену другому мужчине. Надежда, что рождение наследника помешает планам его родственников о его низвержении с престола, могла быть решающей в этом вопросе.

Выбор царицы пал на коменданта уланского ея имени полка, генерала Орлова, очень красивого мужчину и притом вдовца. Как утверждали, царица с согласия своего мужа вступила в интимную связь с Орловым. Цель этой связи была достигнута, и царица родила сына, который при крещении получил имя Алексея.

Но за это время, как передавали, у царицы развилась сильная любовь к своему вынужденному любовнику. Отец ея сына, к которому она привязалась со всей силой своего материнского сердца, также покорил ея сердце женщины.

Но Николай II не был подготовлен к такому исходу этого странного способа получения наследника.

Роды были очень тяжелы и потребовалась операция, так как ребенок имел ненормальное положение. Так как царица была очень недовольна своим лейб — акушером проф. Отто, то на консультацию был приглашен также лейб — медик царицы Тимофеев, который не был женским врачом. Он сообщил царю об опасности положения и запросил его указания, кого в случае крайней опасности спасать — мать или дитя?

Царь ответил: «Если это мальчик, то спасайте ребенка и жертвуйте матерью». Но благодаря операции были спасены и мать, и дитя. Однако операция была сделана недостаточно удачно и благодаря ей царица перестала быть женщиной. Что в крайности при родах пожертвовали бы ею, стало известно царице и произвело на нее удручающее впечатление. Ея отношения с Орловым продолжались. Назревал открытый скандал, и царь решил услать Орлова в Египет. Перед отъездом он пригласил его на ужин. Что на этом ужине произошло между царем и Орловым, я не мог узнать. Но мне передавали, что после ужина Орлов был вынесен из дворца в бессознательном состоянии. После этого его в спешном порядке отправили в северную Африку, но, не достигнув ея, он по дороге умер. Его тело было доставлено обратно в Царское Село и там с большой пышностью погребено. Царица была уверена в виновности царя в смерти Орлова и не могла никогда этого забыть.

Страдания царицы были для нея непосильны, и она долгое время оставалась после этого чуждой своему мужу. Потом, хотя опять постепенно восстановились между ними хорошие отношения, но все же по временам царица не разговаривала со своим мужем».

«После трагической смерти Орлова царица целый год посещала его могилу, украшая ее великолепными цветами.

На могиле она много плакала и молилась. Царь не мешал ей».

Вот так подается «истина» от «лиц, заслуживающих безусловного доверия» и посредством стилистических приемов наподобие «поэтому будто бы», «как утверждали», «как передавали»… От каких лиц, от кого стало известно, кто утверждал, кто передавал?

Впрочем, нетрудно догадаться, кого авторы имеют в виду, кто мог поставлять столь интимные подробности из жизни царской четы — это доверенные Вырубова, Распутин и иже с ними. Но из документов следует, что Вырубова и Распутин никогда, ни одной секунды не сомневались в том, что отцом Наследника был Николай. Из этого следует, что либо не они известили Симановича обо всех этих делах, либо все это обыкновенные выдумки недоброжелателей. Скорее всего выдумки. Чьи именно — нетрудно догадаться.

В «Дневнике» Вырубовой авторы дали полный простор своим фантазиям относительно скотской грубости и жестокости последнего российского самодержца. Нарисовали такие картины, в реальность которых не верится. И невольно подозреваются сами авторы в подобных вещах. Читаешь — и волосы дыбом встают: неужели такое водилось за нашим царем? Неужели у Вырубовой, не чаявшей души в царской чете, поднялась рука написать такое о царе, которого она обожала? И хотя не очень‑то верится и в бесконечные восхваления и умиления Жильяра, описавшего, по сути дела, безупречный портрет царя и царской семьи, но и в «писания» продажных авторов «Дневника» Вырубовой тоже не верится. Душа противится верить такому. Это надо патологически ненавидеть Николая, чтобы оставить о нем такие свидетельства. Вот некоторые из них:

«После его ласк я два дня не могу двинуться. Никто не знал, какие они дикие и зловонные. Я думаю, если бы он был просто…, ни одна женщина не отдалась бы ему по любви. Такие, как он, кидаются на женщину только пьяными. Он в это время бывает отвратителен. Он сам мне говорил: «Когда я не пьян, я не могу… Особенно с Мамой».

«Много гадкого и много страшного рассказывает Папа. Я знаю — говорят, что он жесток, но он не жесток, он скорее сумасшедший, и то не всегда — временами. Он может, например, искренне огорчиться, побледнеть, если в его присутствии пихнут ногой котенка (что любит проделы вать Рома), это его взволнует. И тут же может спокойно сказать (если заговорят о лицах, которыя ему неприятны):

— Этих надо расстрелять!