Феликс Дан - Борьба за Рим

— В очень затруднительном. Я писал тебе, что Амаласвинта решила отделаться от трех своих врагов — Балтов. Если бы убийство их не удалось, то ей было бы опасно оставаться в Равенне, и она просила, чтобы я доставил ее сюда, в Византию.

— Ну и что же? Удалось убийство?

— Удалось: трех герцогов уже нет. Но в Равенне распространился слух, что самый опасный из этих герцогов, Тулун, — которого одно время Теодорих думал назначить своим наследником, обойдя внука, — не убит, а только ранен. Готы с угрозами толпой окружили дворец, а регентша бежала ко мне на корабль. Я тотчас велел сняться с якоря. Но недалеко успели мы отъехать: нас нагнал граф Витихис и потребовал, чтобы королева возвратилась в Равенну. Так как, с одной стороны, знатные готы, по-видимому, не верят ее вине, а с другой, если бы она не согласилась возвратиться добровольно, то Витихис заставил бы ее, — то она возвратилась. Но перед отъездом написала тебе письмо и велела передать тебе этот ящик с подарками. Вот он.

— Это после, — сказал император. — Сначала расскажи, каково положение дел в Италии?

— Самое благоприятное для тебя. Слух об убийстве герцогов, о восстании готов и бегстве королевы быстро распространился по всей стране. Дело дошло до столкновения между римлянами и готами. В Риме патриоты собрались в сенате и решили призвать тебя на помощь. Только гениальный глава заговорщиков катакомб не поверил слухам и с невероятным усилием удержал римлян. А через час стало известно, что Амаласвинта возвратилась, и страна успокоилась. Впрочем, черный Тейя, командующий войсками в Риме, поклялся, что если хоть один волос падет с головы какого либо гота, то он сравняет Рим с землей. Но я сообщу тебе еще лучшую новость: не только среди римлян нашел я горячих сторонников, но и среди готов, и даже среди членов королевского дома.

— Что ты хочешь сказать? — с радостью вскричал император.

— Да, в Тускии живет очень богатый князь Теодагад, двоюродный брат Амаласвинты.

— Последний в роде Амалунгов, так ведь?

— Да, последний. Он и еще более Готелинда — умная, но злая жена его, гордая дочь Балтов, смертельно ненавидят королеву и предлагают свои услуги — подчинить тебе Италию. Вот письмо от них. Но прочти прежде письмо Амаласвинты; оно, кажется мне, очень важно.

Император вскрыл печать и начал читать.

— Прекрасно! — вскричал он, окончив чтение. — С этим письмом я держу Италию и государство готов в своих руках!

И быстрыми шагами он начал ходить по комнате, забывая кланяться кресту.

— Прекрасно! Она просит дать ей телохранителей. Конечно, конечно — я дам. Но не две тысячи, а много, гораздо больше, чем ей это понравится, и ты, Велизарий, поведешь их туда.

— Теперь рассмотри ее подарки. Там есть и портрет ее.

В эту минуту портьера слегка отдернулась и в отверстие просунулась незамеченная никем голова женщины. Император между тем открыл дорогую шкатулку, выбросил из нее драгоценности и вынул небольшой портрет со дна ее. Взглянув на него, он невольно вскрикнул от восторга: — Что за прелестная женщина! Какая величественность! Сейчас видно королевскую дочь, рожденную повелительницу!

Тут портьера отдернулась, и женщина вошла. Это была императрица Феодора. Ей было лет около сорока. Щеки и губы ее были подкрашены, брови начернены, — вообще приняты были все меры, чтобы поддержать увядающую красоту. Но и без этого она была бы еще прекрасна.

— Чему так радуется мой повелитель? — спросила она льстивым голосом, подойдя к императору. — Не могу ли и я разделить эту радость?

Все присутствующие бросились перед нею на землю, как перед императором. Юстиниан же вздрогнул и хотел спрятать портрет. Но не успел: императрица уже внимательно всматривалась в него.

— Мы восхищались, — ответил он в замешательстве, — чудной рамкой портрета.

— Ну, в рамке нет решительно ничего хорошего, — ответила с улыбкой Феодора. — Но лицо недурно. Королева готов, вероятно?

Посланный наклонил голову.

— Да, недурна. Только слишком груба, строга, неженственна. Но стоит ли заниматься женским портретом! Юстиниан, что же, решился ты?

— Почти. Я хотел только еще посоветоваться с тобою, — ответил император. — Господа, уйдите. Я посоветуюсь с императрицей. Завтра вы узнаете мое решение.

Оставшись наедине с женою, Юстиниан взял ее руку и нежно поцеловал.

«О, — подумала Феодора, — уж эта нежность недаром: ему что-то нужно. Надо быть осторожнее». И громко спросила:

— Так что же ты думаешь делать?

— Я почти решил уже послать в Италию Велизария с тридцатитысячным войском. Конечно, с такими незначительными силами он не покорит Италию. Но честь его будет задета, и он сделает все возможное, три четверти работы. А тогда я отзову его назад и сам поведу туда шестьдесят тысяч, да возьму еще Нарзеса с собою, шутя кончу остальную четверть работы и буду победителем.

— Хитро задумано, — отвечала императрица. — План прекрасен.

— Да, я решаюсь. Но… еще одно, — и он снова поцеловал руку жены.

«А, вот теперь», — подумала Феодора.

— Когда мы победим готов, что… что надо будет сделать с их королевой?

— Что с нею сделать? — спокойно ответила Теодора. — То же, что с лишенным трона королем вандалов. Она должна будет жить здесь, в Византии.

Юстиниан, с искренней радостью на этот раз, сжал маленькую ручку жены.

— Как я рад, что ты решаешь так справедливо.

— Даже более, — продолжала Феодора. — Она тем легче поддастся нам, чем более будет уверена в достойном приеме здесь. Поэтому я сама напишу ей радушное приглашение, предложу ей смотреть на меня, как на любящую сестру.

— Ты и не подозреваешь, — горячо вскричал Юстиниан, — как ты облегчишь этим нашу победу. Дочь Теодориха должна быть вполне привлечена на нашу сторону. Она сама должна ввести нас в Равенну. Но в таком случае нельзя сейчас посылать Велизария с войском туда: это может возбудить в ней подозрение. Велизарий должен быть только по близости, наготове. Пусть он держится у берегов Сицилии, под предлогом смут в Африке. Но кто же будет действовать в нашу пользу в Равенне?

— Префект Рима Цетег, умнейший человек в западной империи, друг моей молодости.

— Хорошо. Но он римлянин, и я не могу вполне довериться ему. Необходимо послать туда еще кого-нибудь из вполне преданных нам людей. Кого бы? Разве снова Александра?

— О, нет, — вскричала Феодора, — он слишком молод для подобного дела. Нет!

И она задумалась. Потом через несколько минут торжественно сказала:

— Юстиниан, чтобы доказать тебе, что я могу забыть личную ненависть, где этого требует благо государства, и где необходим подходящий человек, я сама предлагаю тебе своего врага, искусного дипломата — Петра, двоюродного брата Нарзеса. Пошли его.