Феликс Дан - Борьба за Рим

Префект с удивлением взглянул на него.

— Нет, ты меня не обманешь, — продолжал Витихис. — Я сам не умею хитрить, но людей понимаю. Ты слишком горд, чтобы служить Юстиниану. Я знаю, ты ненавидишь нас, но не любишь и греков, и не потерпишь их здесь дольше, чем это будет необходимо. Поэтому я и оставляю тебя здесь: ты защитишь Рим от тирана. Ты, я знаю, любишь этот город.

— Король готов, — ответил Цетег, невольно удивляясь благородной прямоте этого человека. — Ты говоришь ясно и благородно, как король. Благодарю тебя. Никто не скажет, что Цетег не понимает языка величия. Будет по-твоему. Я изо всех сил буду защищать Рим.

— Хорошо, — сказал Витихис. — Меня предупреждали о твоем коварстве. Я знаю многое о твоих хитрых планах, еще больше подозреваю. Но ты не лжец. Я знал, что доверие обезоружит тебя.

— Ты оказываешь мне честь, король. Чтобы заслужить ее, позволь предупредить тебя: знаешь ли ты, кто самый горячий сторонник Византии?

— Знаю, — Сильверий и духовенство.

— Верно. Я знаешь ли ты, что после смерти старого папы Сильверий будет избран на его место? И тогда он будет опасен.

— Знаю. Мне советовали взять и его заложником. Но я не хочу лезть в это гнездо ос. К чему? Вопрос о короне Италии будет решаться не ими.

— Конечно, — ответил Цетег, которому очень хотелось отделаться от Сильверия. — Но вот список его сторонников, — среди них очень много важных людей. — И он протянул королю список, надеясь, что тот заберет их заложниками. Но Витихис даже не взглянул на него.

— Оставь, никаких заложников я не возьму. Что пользы рубить головы? Ты, твое слово ручается мне за Рим.

— Но я не могу удержать Велизария! — сказал префект.

— Конечно, Велизарий придет. Но будь уверен, что он снова уйдет. Мы, готы, выгоним этого врага, быть может, после тяжелой борьбы, — но наверняка выгоним. И тогда начнется вторая борьба за Рим.

— Вторая? — спокойно спросил префект. — С кем?

— С тобою, префект Рима, — также спокойно ответил Витихис, смотря ему прямо в глаза.

— Со мною? — повторил префект и хотел улыбнуться, но не мог.

— Не отрицай этого, префект: это недостойно тебя. Я знаю, для кого ты воздвиг эти стены и шанцы: не для нас и не для греков. Для себя. Молчи! Я знаю, что ты хочешь сказать. Не надо. Хорошо, пусть будет так: греки и готы будут сражаться за Рим. Но слушай, вторая многолетняя война будет слишком тяжела и нам, и вам. Не надо ее: когда мы выгоним византийцев из Италии, тогда решим вопрос о Риме борьбою не двух народов, а двух человек: я буду ждать тебя у ворот Рима для поединка.

Во взгляде и тоне короля было столько достоинства, столько величия, что префект смутился. Ему хотелось в душе посмеяться над этой глупой прямотой варвара, но он сознавал, что не сможет уважать себя, если окажется неспособным оценить и почтить это великие. И он ответил без насмешки:

— Ты мечтаешь, король, как готский мальчик.

— Нет, я думаю и поступаю, как гот-мужчина. Цетег, ты единственный среди римлян, которого я удостаиваю этой чести. Я видел, как ты сражался с гепидами: ты — достойный противник мне.

— Странные вы люди, готы, — заметил Цетег, — что за фантазии!

Витихис сморщил лоб.

— Фантазии? Горе тебе, если ты неспособен понять, что говорит во мне! Горе тебе, если Тейя прав! Он смеялся над моим планом и говорил, что римлянин не сможет понять этого, и уговаривал меня взять тебя с собой пленником. Я был более высокого мнения о тебе и Риме. Но знай, что Тейя окружил твой дом. И если ты окажешься так низок и труслив, что не поймешь меня, то я в цепях выведу тебя из Рима.

Это раздражало префекта. Он чувствовал себя пристыженным. Его раздражало, что он не может осмеять Витихиса, что его принуждают силой, что ему не доверяют. Страшная ненависть вскипела в душе его и к подозрительности Тейи, и к грубой откровенности короля. Он только что дал слово и серьезно думал выполнить его. Но теперь, когда он понял, что варвары не доверяют ему, что они его не уважают, — он подумал: «Так пусть же они будут обмануты!»

— Хорошо, — сказал он и протянул руку Витихису.

— Хорошо, — ответил Витихис. — Охраняй наш Рим. Я потребую его у тебя в честном бою.

И он ушел.

— Ну, — спросил его Тейя, как только он вышел на улицу, — начинать нападение?

— Нет, он дал слово, — ответил Витихис.

— Да? Но сдержит ли его? — с сомнением спросил Тейя.

— Тейя, ты несправедлив. Ты не имеешь права сомневаться в чести героя. Цетег герой.

— Он римлянин. Прощай, — сказал Тейя.

Цетег провел эту ночь очень нехорошо. Он сердился на Юлия, очень злился на Витихиса, еще больше на Тейю. И больше всего — на самого себя.

Флоренция вполне подготовилась к борьбе: городские вороты закрыты, на стенах многочисленная стража, улицы переполнены вооруженными воинами, потому что Вельзунги, Гунтарис и Арагада заперлись в этом городе и сделали его центром восстания против Витихиса.

Старший из братьев, Гунтарис, много лет уже был графом Флоренции. Его власть над городом и окрестным населением была беспредельна, и он решил воспользоваться ею. В полном вооружении вошел он в комнату брата.

— Решайся, мой мальчик, — сказал Гунтарис. — Сегодня же ты должен получить согласие упрямой девчонки. Иначе я сам пойду и скоро справлюсь с нею.

— О нет, брат, не делай этого! — молил Арагад.

— Клянусь громом, сделаю. Неужели ты думаешь, что я рискую своей головою и счастьем Вользунгов ради твоей любви? Нисколько. Теперь настала минута, когда род Вельзунгов может занять первое место среди готов, место, которого столько столетий его лишали Амалы и Балты. Если дочь Амаласвинты будет твоею женою, то никто не сможет оспаривать корону у тебя. А уж мой меч сумеет защитить тебя от мужика Витихиса. Но долго тянуть дело нельзя. Я еще не имею известий из Равенны, но почти уверен, что город сдается только Матасвинте, а не нам. А кто будет владеть Равенной, тот теперь, когда Неаполь и Рим пали, будет владеть Италией. Поэтому она должна быть твоей женою раньше, чем мы отправимся в Равенну. Иначе могут подумать, что она — наша пленница.

— Да кто же ожидает этого больше, чем я! — вскричал Арагад. — Но не могу же я принудить ее!

— Почему не можешь? Иди к ней сейчас и, как знаешь, добром или злом, но чтобы дело было кончено. Я пойду на стены распорядиться, и когда возвращусь, чтобы ответ был готов.

Гунтарис ушел, и Арагад с вздохом отправился искать Матасвинту.

В саду у ручья сидела, мечтательно глядя вперед, Матасвинта, а подле нее девочка-мавританка в одежде рабыни плела венок. Вот он сплетен наконец. Девочка вскочила, положила голову госпоже и с сияющим лицом взглянула, какое впечатление это произвело. Но Матасвинта даже не заметила, как цветы коснулись ее чела. Девочка рассердилась.