Вальтер Скотт - Карл Смелый

Пожелав им доброй ночи, герцог вышел из шатра.

— Ты сейчас сам видел, — сказал Оксфорд своему сыну, — портрет этого необыкновенного государя, представленный им самим. Легко возбудить его самолюбие или жажду к власти, но почти невозможно склонить его к принятию разумных мер, посредством которых он достиг бы желаемой цели. Он похож на молодого стрелка, который отвлекается от цели ласточкой, пролетающей мимо глаз его в ту минуту, как он натягивает свой лук. То без причины и без основания предается он подозрениям, то оказывает безграничную доверенность. Недавно еще он был открытым неприятелем Ланкастерского дома и союзником смертельных врагов его, теперь он последняя и единственная его опора и надежда. Бог все устроит! Больно смотреть на игру и видеть, как бы она могла быть выиграна, между тем как вследствие прихотей других мы лишаемся возможности разыграть ее так, как, наверно, сумели бы. Все будет зависеть от того, на что решится завтра герцог Карл, но я очень мало имею над ним влияния, чтобы заставить его действовать для его собственной безопасности и наших выгод! Доброй ночи, сын мой; предоставим течение дел тому, который один может дать им надлежащее направление.

Утренняя заря разбудила графа Оксфорда и его сына, и едва лучи ее озарили восток, как хозяин их, Кольвен, вошел к ним в сопровождении слуги, несшего несколько свертков, которые он положил и тотчас удалился. Тогда начальник бургундской артиллерии объявил, что он пришел к ним с поручением от герцога.

— Его высочество, — сказал он, — посылает молодому сэру Оксфорду четырех надежных проводников и этот кошелек золота на расходы его в Провансе на все то время, пока дела его там задержат. При этом герцог дает ему рекомендательное письмо к королю Рене, чтобы обеспечить молодому человеку благосклонный прием и, кроме того, присылает две полные пары придворного платья, с целью дать возможность молодому англичанину присутствовать ка празднествах и торжествах Прованса; вместе с этим герцог желает засвидетельствовать свою благосклонность и то особенное участие, которое он принимает в юном сэре Оксфорде. Если он имеет там еще какие-нибудь дела, то его высочество советует ему вести их тайно и с осторожностью.

Герцог прислал ему также пару лошадей — испанского иноходца для дороги и боевого фландрского коня, на случай если он ему понадобится. Герцог полагает, что сэр Артур Оксфорд переоденется в другое платье, чтобы быть одетым прилично своему званию. Провожатые его знают дорогу, и им дано полномочие в случае нужды требовать содействия от всех верноподданных герцога Бургундского. Мне остается только прибавить, что чем скорее молодой человек отправится, тем более можно ожидать успеха от его путешествия.

— Я готов сесть на лошадь, как только переоденусь, — отвечал Артур.

— А я, — сказал отец, — ничуть не стану задерживать его. Молю Бога, да хранит его Всевышний. Кто может знать, когда и где мы опять увидимся?

— Я думаю, — сказал Кольвен, — что это будет зависеть от плана действий герцога, который, кажется, еще не решился, что ему делать; но его высочество надеется, что вы, милорд, останетесь при нем, пока дело, по которому вы сюда приехали, не будет окончательно решено. Я имею еще нечто сказать вам наедине после того, как ваш сын уедет.

Между тем как Кольвен говорил это графу, Артур, который при входе начальника артиллерии в палатку был не вполне еще одет, удалился в темный угол и переменил простую одежду, свойственную его мнимому купеческому званию, на дорожное платье, приличное знатному молодому человеку, служащему при Бургундском дворе. Не без внутреннего удовольствия надел юноша наряд, соответствующий его происхождению, но с несравненно более приятным чувством он торопливо и так, чтобы никто не заметил, накинул себе на шею и спрятал под воротник и складки богатой своей одежды тонкую золотую цепь, сделанную в так называемом мавританском вкусе. Он нашел ее в маленьком сверточке, который Анна Гейерштейнская положила ему в руку при расставании. Цепочка соединялась на концах небольшим золотым медальоном, на одной стороне которого иглой или острием ножа было отчетливо, хотя и мелкими буквами, вырезано: «прости навеки!», между тем как на другой едва можно было прочесть слова «помни А.Г.».

Все читающие это любили, любят или будут любить, а потому, вероятно, нет никого, кто бы не в состоянии был понять, зачем Артур постарался повесить этот залог любви себе на шею таким образом, чтобы надпись непосредственно лежала на сердце, каждое биение которого должно было ощущать драгоценный подарок.

Сделав это на скорую руку, молодой человек в несколько минут кончил остальной свой туалет и, подойдя к отцу, стал перед ним на колени, прося его благословения и спрашивая, не будет ли еще каких-нибудь особенных приказаний.

Граф Оксфорд едва внятным голосом благословил сына, затем, сделав над собой усилие и вернув к себе свою обычную твердость, он сказал, что ему, Артуру, уже известно все касающееся его поручения.

— Если ты привезешь мне нужные нам акты, — шепнул он ему, совершенно успокоившись, — то найдешь меня при особе герцога Бургундского.

Они молча вышли из палатки и нашли перед нею четырех бургундских всадников, высоких и бравых людей, сидящих уже верхом и держащих двух оседланных коней: жеребца, снаряженного как бы на войну, и резвого иноходца для дорожной езды; один из солдат держал за повод лошадь с вьюком, и Кольвен, сказав Артуру, что он найдет в нем одежду, необходимую ему по приезде ко двору Рене, вручил ему в то же время наполненный золотом кошелек.

— Тибо, — продолжал он, указывая на старшего телохранителя, — заслуживает полное доверие, и я ручаюсь за его расторопность и верность. Прочие трое также люди отборные и не побоятся за свою кожу, если кто-нибудь вздумает ее оцарапать.

Артур вспрыгнул в седло с чувством удовольствия, весьма свойственным молодому человеку, который давно не сидел верхом на хорошей лошади. Горячий конь нетерпеливо бил копытами в землю. Артур, сидя крепко на седле, сказал только:

— Когда мы покороче с тобой познакомимся, любезный приятель, то жар твой укротится.

— Еще одно слово, сын мой, — сказал отец. Артур, свесившись с седла, наклонился к нему.

— Если ты получишь от меня письмо, — шепотом сказал Оксфорд на ухо сыну, — то не прежде обольщай себя надеждой, что ты вполне узнал его содержание, пока не подержишь бумагу над огнем.

Артур поклонился и дал знак старшему в своем конвое, что пора тронуться в путь. Всадники опустили поводья, и все они крупной рысью помчались через лагерь. Молодой человек еще раз обернулся и послал прощальный знак отцу и Кольвену.