Вальтер Скотт - Карл Смелый

— Я никогда не дорожил моей жизнью, когда дело шло о том, чтобы помочь моему другу.

— Ты истинный друг, — сказал Карл, — и друг неустрашимый. Но иди… Я ужасно взволнован — ты подверг меня жестокому испытанию. Завтра мы с тобой поговорим обстоятельнее, а до тех пор я прощаю тебе твои речи и уважаю тебя.

Граф Оксфорд возвратился в залу совета, где все бургундские вельможи, узнав от Конте о происшедшем, собрались вокруг графа, чтобы поздравить его с успехом и выразить ему свою признательность.

С возвращением энергии к Карлу все кругом него пришло в движение, и порядок в войсках быстро восстановился.

На другой день Карл произвел смотр своим отрядам, предписал новый набор, сделал разные распоряжения по армии и исправил упущения против воинской службы строгими приказами, подкрепленными несколькими заслуженными наказаниями (из которых кампо-бассовым итальянцам досталась добрая часть); солдаты все это перенесли терпеливо, тем более что они получили свое жалованье, достаточное для того, чтобы привязать их к знаменам, под которыми они служили.

Вместе с тем герцог, уважив мнение своего совета, согласился учредить собрания государственных чинов в своих различных владениях, удовлетворил различные жалобы и осыпал своих подданных разными милостями, в которых он до тех пор отказывал; этим он вновь приобрел часть любви своих подданных, которой он совсем было лишился вследствие своей опрометчивости.

С этой минуты деятельность пробудилась при дворе и в стане герцога Бургундского. Он достал денег, набрал вновь солдат и ожидал только достоверных известий о движениях союзников, чтобы выступить в поход. Но, к сожалению, Карл был уже не тот, что прежде. Он не обладал уже тем присутствием духа и той силой ума, которым восхищались все до его поражения. Он все еще был погружен в угрюмую задумчивость, а выходя из нее, предавался ярости. Даже сам граф Оксфорд, казалось, потерял то влияние, которое он имел над ним прежде. Карл, при всей своей к нему признательности и благосклонности, стыдился вспоминать, о том, как английский вельможа был свидетелем его нравственного бессилия и малодушия. Опасаясь, чтобы не стали думать, будто он во всем следует советам лорда Оксфорда, он часто отвергал их единственно с тем, чтобы только показать свою независимость.

Кампо-Бассо всеми силами старался поддержать в герцоге такое неприязненное расположение духа. Этот хитрый предатель, видя, что могущество Карла клонится к закату, решился этому содействовать в надежде на участие в добыче. Он считал Оксфорда одним из умнейших друзей и советников герцога; и подозревая, что англичанин проник в его вероломные замыслы, он столько же его ненавидел, сколько и боялся. Кроме того, желая чем-нибудь прикрасить, даже в собственных своих глазах, замышляемую им ужасную измену, он подчеркивал, что сильно негодует на герцога за наказание, наложенное им недавно на некоторых грабителей из его итальянской шайки. Он думал, что они были наказаны по совету Оксфорда и что эта мера была принята с тем, чтобы открыть, не мародерствовали ли эти итальянцы с ведома своего начальника. Таким образом, считая Оксфорда своим врагом, Кампо-Бассо скоро бы нашел средства от него избавиться, если бы граф, со своей стороны, не счел благоразумным принять некоторые меры предосторожности и если бы фландрские и бургундские вельможи, любившие его по тем же самым причинам, по которым итальянец его ненавидел, не заботились о его безопасности с такой бдительностью, о которой он и сам не знал, но которая, конечно, спасла ему жизнь.

Нельзя было предполагать, что Ферранд Лотарингский замедлит воспользоваться своей победой, но союзные швейцарцы, составлявшие главные его силы, настаивали на том, чтобы первые военные действия начались в Савойе и в Вальдском кантоне, где бургундские войска занимали многие города, отбить которые было нелегко, несмотря на то, что они и не получали ниоткуда помощи. Притом же, так как швейцарцы, подобно большей части тогдашних войск, представляли собой народное ополчение, то многие из них разошлись по домам для сбора жатвы. Таким образом, Ферранд со всем жаром юного рыцаря, стремившийся воспользоваться своими успехами, не мог, однако, совершить никакого движения вперед до декабря месяца 1476 года.

Между тем войска герцога Бургундского были расставлены по отдаленным областям, где употреблялись всевозможные средства для обучения вновь набранных солдат. Герцог, если б это от него зависело, конечно поспешил бы начать военные действия и, сосредоточив свои силы, снова вторгнулся бы в швейцарские владения, но опыт научил его быть осторожнее; несчастный для него исход сражений при Грансоне и Муртене был еще слишком свежим в памяти у герцога, чтобы он продолжал вести тот же род войны. Между тем время шло быстро, и декабрь приближался к концу, когда однажды утром, в то время, когда герцог заседал в своем совете, вдруг вошел Кампо-Бассо, на лице которого выражалось нечто, вовсе не похожее на ту одновременно холодную и лукавую усмешку, которой он обыкновенно выражал свою радость.

— Что вы мне дадите, ваше высочество, — сказал он, — за добрую весть, которую я вам принес?

— А какую милость оказывает нам фортуна? — спросил герцог. — Я думал, что она совсем позабыла к нам дорогу.

— Она возвратилась, ваше высочество, держа свой рог изобилия, наполненный отборнейшими дарами, готовая рассыпать плоды свои, цветы и сокровища на монарха, наиболее их достойного.

— Что все это значит? — спросил Карл. — Загадки предлагают только детям.

— Этот молодой сумасброд Ферранд, называющий себя герцогом Лотарингским, сошел с гор, предводительствуя беспутным отрядом таких же негодяев, как он сам, и как бы вы думали? Ха, ха, ха! Они ворвались в Лотарингию и взяли Нанси — ха, ха, ха!

— Послушайте, граф, — сказал Конте, изумленный радостью, с которой итальянец рассказывал о столь важном деле, — ни один дурак никогда так усердно не смеялся какой-нибудь плоской шутке, как вы, умный человек, радуетесь взятию главного города области, за которую мы сражаемся.

— Я смеюсь посреди копий, — отвечал Кампо-Бассо, — так же как мой боевой конь ржет при звуке трубы. Я смеюсь, воображая себе поражение неприятеля и раздел добычи, подобно тому, как орел радостно кричит, бросаясь на свою жертву, я смеюсь…

— Вы смеетесь один, — вскричал выведенный из терпения Конте, — так же как вы смеялись после потерь наших при Грансоне и при Муртене.