Вальтер Скотт - Карл Смелый

— Итак, твое любопытство относительно явления Анны Гейерштейнской иссякло?

— Напротив, — возразил Артур, — но мне не хотелось утруждать тебя вопросами в то время, когда ты был занят исполнением обязанностей службы.

— Теперь мы можем считать ее как бы конченой, потому что во всей окрестности нет ни одного куста, могущего скрыть бездельника бургундца, и, осматриваясь по временам вокруг себя, мы будем ограждены от всякой неожиданности. Выслушай же повесть, которая никогда не была ни пета, ни рассказываема на пиршествах и беседах и которая кажется столь же вероятной, как приключения рыцарей круглого стола, переданные нам древними трубадурами и певцами, как достоверные события при знаменитом монархе одного с тобой имени.

— О предках Анны с мужской стороны, — продолжал Рудольф, — ты, я думаю, уже довольно наслышался и знаешь, что они жили в старых стенах Гейерштейна близ водопада, притесняя своих подданных, обирая соседей, которые были слабее их, и грабя путешественников, которых злая судьба приводила к этому ястребиному гнезду; а после того, утомляя всех святых мольбами о прощении им прегрешений, осыпая священников неправедно приобретенными сокровищами к, наконец, отправляясь по обету в странничество, в крестовые походы, даже до самого Иерусалима, старались загладить беззакония, творимые ими без всякого зазрения совести.

— Такова, насколько я слышал, — заметил Артур, — была история Гейерштейнского дома до тех пор, пока Арнольд или один из предков его не променял копье на пастушеский посох.

— Но говорят, — возразил Рудольф, — что жившие в Швабии могущественные и богатые бароны Арнгеймы, единственная наследница которых сделалась женой графа Альберта Гейерштейна и матерью этой молодой девицы, называемой швейцарцами просто Анной, а германцами графиней Анной Гейерштейнской, были помещики совершенно другого разбора. Они не ограничивались тем, чтобы грешить и потом раскаиваться — грабить бедных поселян и наделять ленивых монахов; они отличались не одним только возведением замков с башнями и с комнатами для пыток или основанием монастырей со спальнями и столовыми. Нет, эти бароны Арнгеймы были такие люди, которые старались выйти за пределы человеческих познаний и превратили свой замок в род школы, в которой было больше старинных книг, чем в библиотеке, собранной Сен-Галленскими монахами. Но учение их заключалось не в одних только книгах. Забравшись в свои лаборатории, они сделали открытия, переходившие впоследствии от отца к сыну и считающиеся сокровеннейшими таинствами алхимии. Молва об их мудрости и богатстве неоднократно доходила до подножия императорского престола; и в частых распрях, которые императоры вели в старину с папами, они были, как говорят, подстрекаемы к этому советами баронов Арнгеймов, которые помогали им и своими сокровищами. Может быть, это участие в политических делах, а также необыкновенные и таинственные науки, которыми так давно занималось семейство Арнгеймов, были поводом к общему мнению, что они приобрели превышающие человеческий ум познания содействием сверхъестественных сил. Духовные лица не упустили из виду распространить эти слухи о людях, вся вина которых, может быть, состояла только в том, что они были умнее их.

— Посмотрите, — кричали они, — каких гостей принимают в Арнгеймском замке!.. Если какой-нибудь христианский рыцарь, изувеченный на войне с сарацинами, приблизится к подъемному мосту, ему поднесут корку хлеба, стакан вина и попросят его продолжать путь свой. Если богомолец, совершивший странствие к святым местам, смощами, свидетельствующими о его подвиге, подойдет к этому нечестивому зданию, часовые натягивают свои луки, а привратник запирает ворота, как будто бы благочестивый странник принес с собой чуму из Палестины. Но если явится седобородый грек с гибким языком, с пергаментными свитками, слова которых непонятны для христианина, если пожалует еврейский раввин со своим Талмудом и Кабалой, если приедет смуглолицый мавр, хвалящийся изучением языка в Халдее, колыбели астрологической науки — бродяга, обманщик, чародей сажается на первое место за столом барона Арнгейма. Он трудится с ним в лаборатории, научается от него таинственным познаниям, подобным тем, которые приобрели прародители наши на гибель рода человеческого, и в вознаграждение за то дает уроки еще ужаснее, пока нечестивый хозяин не присоединит к сокровищу богопротивной своей мудрости всего, что гость-язычник в состоянии сообщить ему. И все это происходит в Германии, называемой Священной Римской Империей, где столько духовных особ носят титул принцев! — все это делается, и никто не думает о том, чтобы изгнать или, по крайней мере, увещанием обратить на путь истинный отродие чародеев, которые от века до века торжествуют посредством своего чернокнижья. Толки в этом роде, нарочно распускаемые повсюду духовенством, по-видимому, однако, мало влияли на императорский совет. Но они возбудили усердие не по разуму многих имперских графов и баронов, которые, основываясь на них, возмечтали, что ополчение против Арнгеймов почти равняется крестовым походам против врагов веры и доставит им такие же права и вознаграждения; они надеялись найти в этой войне верное средство прекратить свои прежние счеты с христианской церковью. Но хотя Арнгеймы ни с кем не заводили ссор, тем не менее они были храбры и умели хорошо защищаться.

Некоторые из рода их прославились своим мужеством и неустрашимостью. Притом же они были богаты, поддерживаемы сильными связями, благоразумны и в высшей степени дальновидны, что с большим уроном для себя испытали те, которые вздумали на них напасть.

Союзы, составившиеся против баронов Арнгеймов, рушились; нападения, замышляемые их врагами, были предупреждены и уничтожены, а те, которые дошли до явных насильственных поступков, были побеждены и дорого поплатились. Тогда повсюду распространилось мнение, что для открытия всех составляемых против них умыслов и для отражения их с постоянным успехом нечестивые бароны, конечно, прибегали к непозволительным средствам обороны, которых не могла преодолеть никакая человеческая сила; наконец, их стали столько же бояться, сколько прежде ненавидели, и в продолжение последнего поколения оставили их в покое. Этому содействовало и то, что многочисленные вассалы этого знатного дома, будучи вполне довольны своими феодальными владельцами, всегда были готовы вооружиться на их защиту. Они хорошо понимали, что кто бы ни были их сюзерены, чародеи или обыкновенные смертные, они, их вассалы, ничего не выиграли бы, променяв их на кого-либо из числа сподвижников этого крестового похода или на кого-нибудь из духовных особ, подстрекавших к нему.