Сергей Смирнов - Султан Юсуф и его крестоносцы

Камбала не боялся бурь, зато вид обнаженных мечей явно угнетал его. Видя, что возникла новая опасность, пострашнее бури, он оставил в мачте топор и юркнул в какой-то темный уголок. А рыцарь Джон, слишком увлекшись, нанес еще пару ударов по бездушному столпу и только после этого повернул свой меч против теплокровных врагов.

Мы сами были виноваты в том, что стражи «трапезундского быка» сумели добраться до оружия, зарезав двух наших оруженосцев, которые стерегли его. За время безобидных маневров и общих трапез, когда усталые соперники сидели плечом к плечу, а мечи лежали у них на коленях, порой целуясь рукоятками или остриями, все почти сдружились. И мы как-то запамятовали, что взяли их корабль с боем, а потому все они, несмотря на свою клятву служить нам верой и правдой, продолжали чувствовать себя заложниками, от которых, возможно, постараются избавиться, как только корабль пристанет к берегу. То, что мы не перебили их сразу, могло иметь в ромейских головах свое объяснение. Во-первых, они могли пригодиться в схватке с пиратами, которые рыскали в этих водах. Во-вторых, греки подозревали погоню, и, наверно, полагали, что такую погоню за беглыми англичанами и франками могут затеять только правоверные воины Пророка, которые не станут разбираться, что случилось на самом деле, а попросту порубят всех христиан — и дело с концом. В обоих этих случаях, думали греки, без их помощи не обойтись.

Но теперь грозная буря смела все их клятвы, и они решили, что пора заняться своей собственной судьбой. Их нападение нельзя было назвать вероломством, в чем я потом убеждал «рыцарей султана».

Так или иначе греки напали на нас, имея неплохо продуманный замысел. Однако полная внезапность им все же не удалась. Море кипело и бушевало вокруг, а на обреченном корабле закипело жаркое сражение. Со стороны оно могло показаться очень забавным зрелищем. Противников кидало и разбрасывало во все стороны. Они махали мечами впустую, порой норовя снести головы своим же. То их с ног сбивала вода, и они невольно хватались друг за друга, чтобы не упасть или не вывалиться за борт, потом снова друг от друга отталкивались и снова начинали скакать, как петушки. Что и говорить, маневры пригодились обеим сторонам. Каждый знал, на какой выпад и на какую хитрость способен противник, а потому скорой развязки ждать не приходилось, разве только постаралась бы сама буря. Буря и вправду положила конец той необыкновенной битве, но немногим позже.

Первым делом греки решили покончить с рыцарем Джоном и со мной, видя во мне некую тень предводителя. Трое бросилось на корму. Не имея меча, я завертелся волчком, уворачиваясь от ударов. Рус Иван в это время помогал кормчему управляться с рулем. Но как только мечи засвистели вокруг, кормчий в страхе бросил свое дело и свернулся в клубок под румпелем. Иван крикнул что-то злобно на греческом, явно желая образумить единоверцев, но зря открыл рот. В следующий миг он сам едва успел отдернуть руки, как в то самое место на румпеле вонзилось лезвие меча.

На мое счастье, корабль опять сильно качнуло, и двое моих врагов отлетело в сторону, причем один из них, распластавшись, стремительно заскользил по палубе. Тут я сам кинулся в нападение, вонзил кинжал под ребра тому, кто, на свою беду, устоял на ногах, и поспешил помочь Ивану. Тот, однако, не растерялся: пока грек выдергивал меч из древесины, он успел подхватить свое любимое орудие — рыбацкую сеть — и умело накинуть ее на врага, как на крупную рыбину. Иван дернул паршивца на себя, свалил и изо всей силы ударил ногой в живот. Мне оставалось только облегчить ему хлопоты с уловом, но только я размахнулся снизу, чтобы проткнуть «рыбине» брюхо, как сам Иван цепко схватил меня за плечо и отшвырнул в сторону.

Я так опешил, что некоторое время сидел и тупо наблюдал за самым странным рыбаком, какого видел в своей жизни.

Иван обладал недюжинной силой. Он умело подхватил сеть так, чтобы улов не выскочил из нее, быстро подтащил ее к борту корабля и одним махом выкинул «рыбину» из сети в море.

— Греки — мои единоверцы! — прокричал Иван, сразу подскочив ко мне и подав руку, чтобы я смог подняться. — Здесь нельзя убивать! Бог накажет!

— А дальше что? — еще больше удивился я.

— А дальше Господь сам рассудит, оставлять ему жизнь или нет! — пояснил Иван. — Вода не пожар! И берег недалеко!.. — и велел мне: — Скорей, Давид, отбивай лодку! Скоро она пригодится!

Сам он снова навалился на руль в надежде, что удастся уберечь корабль от гибельных каменных зубов, на которые нас неумолимо несли волны, а я, подхватив вывалившийся из румпеля меч, бросился на помощь к своим.

Не успев схватиться с новым врагом, я стал свидетелем того, как рыцарь Вильям вновь спас жизнь рыцарю Джону.

Раздался треск — и подрубленная мачта стала крениться. Видно, она не могла простить рыцарю Джону поругания над собою. Тот бился сразу с двумя противниками и опять оказался спиной к главной опасности. Но рыцарь Вильям как раз успел закончить еще один поединок, отмахнув вражескую руку вместе с мечом, и вовремя оглянулся на треск. Он бросился к Джону Фитц-Рауфу и, не дав ему сделать умелый выпад, оттолкнул его в сторону в тот самый миг, когда комель падающей мачты прицелился точно в крестец своей жертвы. Один из греков, бившихся с англичанином, спасся от удара его меча, но не спасся от судьбы. Мачта, как страшная пика великана, ударила его комлем прямо в живот, разорвала плоть и отбросила в сторону уже бездыханное тело. Упав на борт, она от качки стала кататься по нему туда-сюда и сбивать людей с ног. Перекладина с обрывками паруса вертелась за бортом, как мельница, а все сражение и вовсе превратилось в уличную потеху.

Только Господь и один смертный человек под небесами видели, чем вот-вот кончится эта забава. Берег был уже совсем близок, и сквайр Иван правил корабль в узкий проход между двумя высокими острыми зубьями. Волны разбивались об них и теряли силу, так что, если бы нам удалось проскочить в это игольное ушко, мы бы попали в спокойную бухту. Однако теперь эта проклятая мачта грозила зацепиться за скалу и развернуть корабль, подставив его под самый опасный, боковой, удар волны.

Иван что-то кричал с кормы, вися на румпеле. Как выяснилось потом, он призывал сражавшихся хотя бы к краткому перемирию с тем, чтобы приподнять мачту и вывалить ее в море. Но то был, как говорят христиане, глас вопиющего в пустыне. Все были увлечены безумным побоищем.

Сражаясь с одним из греков, я краем глаза заметил вдруг, что Иван бросил руль, стремглав соскочил с кормы и сам, в одиночку, крепко ухватился за мачту. Это заметил и грек. Наши мечи дрогнули, и мы оба, казалось, готовы были броситься на помощь русу, но страх предательского удара в спину, увы, пересилил страх перед всеобщей гибелью, и мы продолжили безо всякой охоты наносить удары друг другу и отбивать их.