Сергей Смирнов - Султан Юсуф и его крестоносцы

— Вы думаете, что рус вместо живого Дауда выловил призрака? — осторожно задал я вопрос.

Откликнулся Эсташ Лысый:

— У тебя что, золотой динар к щеке прилип?

Я схватился за левую щеку, в испуге прикрыв свою родовую отметину. Я скрывал ее особой мазью, сделанной на основе кипарисного дегтя с добавлением пыльцы. Иначе никакие одеяния не позволили бы мне превращаться из полукурда в генуэзца, а из генуэзца в грека. Я стирал мазь с лица только перед тайными встречами с избранными, с посланниками Драконов Запада или Мудрых Змиев Востока, поскольку в некоторых случаях родимое пятно заменяло пароль. Но теперь бурные волны хорошо выстирали и прополоскали меня, и один из моих тайных знаков открылся.

— Это благоприятный знак. Он всегда появляется, когда минует опасность, — признался я, убрав с лица руку.

— Жаль, что не предупреждает о ней заранее, — усмехнулся рыцарь Джон. — Вот если бы у тебя на лбу Господь написал, где нам теперь добыть еды, оружие и коней. Или хотя бы горсть монет.

— В нашем положении есть немалые выгоды, — сам голый и мокрый, как новорожденный мышонок, попытался я уверить таких же голых и мокрых «мышат». — С нами хотели разделаться еще в море, и это значит, что враги короля Ричарда и враги великого султана узнали о замысле султана Юсуфа.

— Как будто король Ричард и великий султан — не враги между собой, — теперь усмехнулся Эсташ Лысый.

— Жизнь гораздо сложнее. Если хорошо подумать, то нетрудно понять, что теперь они союзники, — сказал я, глядя на франка, как на глупца.

Чтобы не подтвердить о себе мое мнение, Эсташ решил смолчать в ответ.

— Во всяком случае несомненно одно: есть могущественные силы, которые хотят поскорее покончить с нами. И сделать это как можно незаметнее — продолжил я. — Теперь же, согласитесь, им будет очень нелегко найти нас. Возможно, они даже вздохнут с облегчением, увидев обломки корабля, и успокоятся, решив, что буря сделала всю работу и к тому же задаром. Все спасены, кому суждено было добраться до берега, и теперь мы греемся у огня. Значит, рус прав: Всевышнему угодно наше дело.

— Твоему Аллаху или же нашему Господу Иисусу Христу?.. — снова забормотал Эсташ де Маншикур. — Вот в чем загвоздка.

— Не будем спорить, — резко пресек я этот разговор, способный окончится совсем не уместным здесь джихадом . — Единому Всевышнему, Который на небесах и пути Которого неисповедимы. С вас довольно? Кто не верит в такого Бога?

Молчание стояло всего пару мгновений.

— Не все спасены, — донесся вдруг тихий голос, и мы не сразу догадались, что он принадлежит Жану де Брасу, так глухо и хрипло заговорил франк.

Все с удивлением посмотрели на него, и оказалось, что он уже не сидит, а лежит на боку и тяжело дышит.

— Что случилось, Жан? — с тревогой спросил рыцарь Джон.

Тот провел рукой по губам и вытянул ее к огню. Все увидели на его ладони яркую полоску крови.

— У меня грудь наполняется кровью… — прошептал он и попытался улыбнуться. — Как во время дождя бочка под крышей. Я не доживу до утра.

Тут все мы захлопотали и, побросав на землю еще влажные, но все же теплые одежды, устроили Жану де Брасу место поудобнее и помягче. Оказалось, что там, где он лежал, весь песок под его головой был уже на целую ладонь пропитан кровью.

— Потерпи, Жан, помолись побольше, и Господь пошлет тебе выздоровление, — подбадривал его Эсташ Лысый. — Ведь не зря же Он уберег тебя в эту страшную бурю.

— Больше всего в жизни я боялся утонуть… с тех пор, как едва не утонул мальчишкой в болоте, — признался тот. — У меня была только одна искренняя и самая жаркая молитва: Господь, не дай мне захлебнуться… Я вымолил все, чего действительно хотел. Грех просить большего.

— Соберись с силами и дотерпи до утра, — велел ему рыцарь Джон. — Мы первым делом найдем тебе священника.

— Не трудитесь… Только беду накличете, — предупредил Жан де Брас и стал говорить, как в полусне: — Когда-то я обидел одну девчонку. Дочку шорника. Она прокляла меня и сказала, что я умру без исповеди. Я только посмеялся. Чего стоит проклятие простолюдинки… Теперь Господь Иисус Христос показал мне цену такого проклятия. Вот что я скажу… Когда из тебя по капле выходит кровь, в жилы по капле входит правда… и начинает течь… по твоим жилам… вместо крови. Она жжет сильнее адского пламени. Только изнутри. Это еще хуже… И наша дорога — не что иное как дорога на тот свет. Нас освободили из застенка, потому что мы уже умерли… Не бойтесь, не бойтесь, друзья. Господь милостив. В этой дороге каждому из нас воздастся по грехам. Лучше раньше… лучше раньше…

— Эсташ-Вепрь однажды поджег дом, и в нем сгорела целая семья, — пробормотал другой Эсташ, еще остававшийся в живых. — Он никого не выпускал наружу.

— Это случилось в Палестине? — спросил я.

— Да, — кивнул франк. — Незадолго до того, как он попал в плен. Может, кто знает, за что так прищемило нашего Ренье-Красавчика?

Посвященных в грехи Ренье де Фрувиля не нашлось, только сам Жан де Брас то ли предположил, то ли увидел что-то своим предсмертным взором:

— А его прищемило так же , как и меня…

— Похоже, до короля Ричарда доберется только наш добрый Анги… Он почти святой, — мрачно усмехнулся рыцарь Вильям.

Но Ангеран де Буи только повесил голову, и в гроте, теперь уже напоминавшем не спасительную теплую норку, а преисподнюю, воцарилось тяжелое молчание.

— На самом деле мы все уже давно мертвы. Сарацины отрубили нам головы в Иерусалиме и отпустили души на покаяние, — ошеломил товарищей Эсташ Лысый. — Теперь наш путь лежит через Чистилище, и, если король Ричард еще жив и здоров, до нам не видать его, как собственных ушей.

— Тогда Вепрь уже искупил грехи и блаженствует себе в раю, — сделал мудрый вывод рыцарь Вильям. — Если хорошо подумать, нам нужен не король, а священник.

Жан де Брас вдруг широко открыл глаза и, ясно посмотрев на меня, сказал неожиданно бодрым голосом:

— Ты… ты помолись обо мне.

Меня охватила растерянность:

— Почему я? Попроси единоверца. Их вон сколько!

— Да, некоторым еще придется помаяться, — злорадным эхом откликнулся рыцарь Вильям.

Но Жан де Брас закрыл глаза, отвернулся и проговорил, как о уже давно свершившемся деле:

— Ты помолишься обо мне… потом… на Гробе Господнем… И будет довольно…

Я почувствовал, что все взоры нацелились на меня, точно острые пики, и невольно огляделся, как затравленный зверь.

И вновь заговорил умирающий франк. На краткий срок он, прозревший свои грехи, стал истинным предводителем «рыцарей султана».

— Я еще не умер, а уже тихо, как в гробу, — прошептал он, едва шевеля темно-алыми губами. — Тошно… Лучше будет, если ты, Дауд, продолжишь свою историю. Ты — ведь славный рассказчик. Тебя слушаешь и все видишь своими глазами. Продолжай. Я хочу узнать, как спасся великий султан от этих страшных ассасинов. И откуда только взялись на свете эти ассасины? Очень давно… очень давно я не слышал хорошей сказки перед сном. Продолжай, Дауд.